9 ноября состоялся примечательный во всех отношениях визит президента США Дональда Трампа в КНР. Переговоры глав КНР и США проходили на фоне взаимных комплиментов, а итоги визита получили очень высокие официальные оценки с обеих сторон. Многочисленные торгово-экономические договорённости между сторонами на огромную сумму – порядка 253 млрд. долларов – вроде бы подтверждают официальные оценки, но оценивать итоги визита необходимо в контексте иных вопросов повестки отношений Китай – США, а они тоже поднимались в ходе визита.
Прежде всего, Трамп поддержал политику «одного Китая», отказавшись уже в который раз от своих предвыборных сомнений по этому вопросу. В корейском вопросе США по-прежнему пытаются давить на КНДР руками Пекина, но при этом явно отходят от категоричных требований в этом вопросе. Си Цзиньпин никаких конкретных обещаний Трампу не дал, повторив обязательства КНР в рамках официальных документов ООН – не признавать ядерный статус КНДР и выполнять все резолюции СБ ООН по «мирному урегулированию северокорейской ядерной проблемы».
Объявлено об активизации военных контактов. Неожиданностью стало известие о планируемом на первую половину 2018 года визите в Китай министра обороны США Дж. Мэттиса, а также об ответном визите китайской военной делегации высокого уровня в США.
Основная проблема, в решении которой Трамп надеялся на прорыв, – огромный дефицит торгового баланса США в торговле с КНР. В 2016 году объём торговли между Китаем и США достиг 524.3 миллиарда долл., и на этом фоне торговый дефицит США в том же году составлял порядка 347 млрд. долл., а за первые 10 месяцев текущего достиг 223 млрд. долл.
По итогам визита Трампа в Пекин США нарастят экспорт своих товаров в КНР, но не в том объёме, на который рассчитывали в Вашингтоне. Министр торговли США Уилбур Росс признал, что часть договорённостей с китайскими компаниями – лишь меморандумы о намерениях, а не твёрдые контракты.
При внимательном изучении документов видно, что названную итоговую сумму всех торговых соглашений (253 млрд. долларов) составляют в большинстве своём как раз не «твёрдые» договоры, а меморандумы о намерениях. Это лишь потенциальные сделки, которые могут реализоваться в намного меньших объёмах или вообще не реализоваться. Среди них, например, соглашение между Qualcomm (США) и китайскими производителями электроники Xiamoi, OPPO и Vivo на 12 млрд. долл. на покупку микросхем и комплектующих для смартфонов у американской компании. Однако экспортная прибыль Qualcomm и без того формируется в основном за счёт китайского рынка, поэтому дополнительные объёмы поставок будут регулироваться потребностями китайских компаний, а не меморандумом. К таким же необязательным соглашениям относится протокол о намерениях по экспорту соевых бобов из США в Китай на сумму до 5 млрд. долл.
Однако среди соглашений есть документы, которые могут негативно отразиться на российских экономических интересах. Речь идёт, в частности, о пакете долгосрочных соглашений на 43 млрд. долл. по закупкам Китаем у США СПГ и инвестициям в строительство на Аляске завода по его производству мощностью 20 млн. тонн кубов газа в год. Китай будет участвовать и в последующих коммерческих переговорах по проекту СПГ на Аляске. Кроме того, China Energy Investment Corporation инвестирует $83,7 млрд. в добычу и переработку сланцевого газа в штате Западная Вирджиния.
Газовые проекты КНР в США, видимо, будут расширяться и составят конкуренцию поставкам газа из Катара, Австралии, Туркменистана, а также России. Китай взял курс на наращивание закупок СПГ по всему миру и расширение сети поставщиков. Как следствие, может быть установлена некая пропорция для российского газа в общем объёме китайского газового импорта, что может обернуться отказом Китая от второй ветки «Силы Сибири» (сейчас здесь сохраняется неопределённость).
Примечательно, что китайские эксперты пишут о «новой геополитике природного газа», формируемой курсом Трампа по продвижению экспорта газа из США в АТР. При этом договорённости Трампа в Пекине бросают вызов существующим рыночным структурам на азиатском рынке газа. Китай же, предъявляя масштабный спрос на газ и регулируя способы его доставки на свою территорию, держит рычаги влияния в своих руках.
Интересен контракт между "Боингом" и "Авиакомпанией Китая" на поставку 260 узкофюзеляжных среднемагистральных самолётов Boeing-737 и 40 широкофюзеляжных Boeing-787 и Boeing-777 стоимостью 37 млрд. долл.
КНР в данный момент готовит конвейерную сборку первого собственного самолёта С-919 такого же класса, что и Boeing-737. Китайские СМИ сообщают, что 10 августа в рамках завершающих государственных испытаний С-919 осуществил свой первый полет на предельное расстояние 4075 км. Более того, Китай вынашивает планы экспорта С-919 в США.
Планы КНР по широкофюзеляжному дальнемагистральному самолёту должен реализовать российско-китайский совместный проект ОАК и COMAC (КНР). Этот проект помогает Китаю создать собственное производство, а «Боинги» (787 и 777) являются здесь прямыми конкурентами. Правда, первый полёт совместный российско-китайский самолёт совершит не ранее 2025 года, поэтому КНР вполне может закупить некое количество «Боингов». Однако в целом соглашение с «Боингом» задевает принципиальные интересы КНР по созданию собственного замкнутого авиационного производства пассажирских лайнеров всех классов.
Обращает внимание и контракт в размере 1.2 млрд. долл. на покупку американской говядины и свинины на ближайшие три года, притом что Россия уже длительное время не может добиться увеличения поставок мяса в КНР российскими производителями.
В важных для себя вопросах КНР добилась твёрдых обещаний США, как например в вопросе «одного Китая» и в доступе к запасам американского газа. Симптоматично, что именно под газовыми соглашениями впервые поставлены все необходимые пять подписей – покупателя, заёмщика, инвестора, девелопера и властей штата.
Оценивая шансы выполнения подписанных соглашений, следует обратить внимание на аналитику влиятельной китайской «Глобал таймс». Эксперты издания, хотя и с пониманием относятся к «торгово-ориентированной дипломатии Белого дома» для создания рабочих мест в США, но в целом скептически оценивают «одержимость Белого дома сократить торговый дефицит», называя такой подход «средневековым».
Они подчёркивают, что дефицит США в торговле с КНР – это вопрос не только двусторонних отношений. США имеет торговый дефицит в течение 40 лет подряд; так было и в том случае, когда профицит Китая являлся незначительным. Мировая экономика сейчас функционирует как цикл сложной международной цепочки создания стоимости, а не просто как набор двусторонних торговых сделок. И КНР стала в этой цепочке мировым сборочным центром.
В целом Трамп в Пекине получил репутационный выигрыш: он может теперь отчитаться о выполнении обещаний устранить дефицит в торговле с КНР. А Пекин, в чём-то подыграв президенту США сейчас, при детализации соглашений выровняет их под свою стратегию экономического развития.
