Рыночная экономика в России вышла кривой и косой
15 ноября 1991 года президент РСФСР Борис Ельцин подписал пакет из десяти указов и правительственных постановлений о переходе России к рыночной экономике. Непосредственной точкой отсчета самих реформ принято считать 2 января 1992 года, когда был опубликован указ президента о либерализации цен. К чему пришла экономика страны за эти четверть века, рассуждают опрошенные «Ридусом» эксперты.
Иного пути не было
Курсу на рыночную экономику в конце 1991 года не было никакой реальной альтернативы, кроме политики военного коммунизма и продразверстки, уверен Андрей Нечаев, министр экономики России в 1992—1993 годах.
«Слава богу, у политических лидеров хватило мудрости не наступить второй раз в ХХ веке на те же грабли, — отмечает он. — Можно говорить о каких-то нюансах — что можно было сделать чуть иначе, что можно было сделать по-другому — но в условиях коллапса экономики и полного распада государственной машины после развала СССР альтернатив реально не было».
По словам экономиста, именно благодаря этому решению удалось самое главное — избежать предрекавшегося и журналистами, и многими экспертами хаоса, голода и последующего распада России вслед за распадом СССР.
«Удалось, слава богу, не пойти по югославскому варианту и развестись с другими союзными республиками достаточно мирно. И, наконец, удалось создать базовые основы рыночные экономики, — говорит Андрей Нечаев. — К сожалению, реформы были довольно быстро свернуты. Конечно, если бы удалось их продолжить, я думаю, этот переходный период был бы гораздо менее длительным и гораздо менее болезненным для населения».
«Это не только залоговые аукционы, которые, на самом деле, — элемент коррупции. Таким образом Борис Ельцин расплатился с олигархами за ту поддержку, которую они ему дали на выборах, — поясняет эксперт. — Некоторые коллеги просто говорили, что приватизацию можно проводить за деньги, не за ваучер. Это само собой. Но главное, на советские сберкнижки можно было раздать акции наших фишек, то есть, Газпром, Ростелеком, нефтянка, при сохранении, конечно, государственного контроля во всех этих монополиях. Соответственно, сразу появился бы фондовый рынок, эти активы стоили бы денег. И, естественно, можно было предложить обменять вклады в Сбербанке на его же акции».
После дефолта экономическая политика стала другой, достаточно разумной, продолжает аналитик. Это политика ресурсного национализма, то есть, концентрация всех нефтегазовых доходов в руках государства. Благодаря увеличению «Роснефти», возврату контроля в Газпроме и, главное, НДПИ с экспортными пошлинами основные доходы пошли в бюджет. За счет этого выплатили внешние долги.
«В результате сейчас мы имеем шестую экономику мира. Мы имеем, несмотря на санкции и прочее, более или менее развитый рынок капитала. У нас резервы под $400 миллиардов. В принципе мы — рыночная, состоявшаяся страна. Другое дело, что пройти этот путь вначале было очень страшно, и действительно был очень большой шок. Сейчас, после девальвации, мы примерно живем, как работаем. У нас уровень доходов населения примерно равен производительности труда. Чтобы повышать производительность труда, надо больше работать и быть скромней», — резюмирует эксперт.
Вернуться назад