113 лет назад, 19 Апреля 1903 года, произошел Кишиневский погром — один из самых кровавых еврейских погромов в царской России. — На Канатной евреев бьют, — наконец выговорила Дуня еле слышно, — погром… — Не может быть! — вскрикнула тетя и села на стул, держась за сердце. ...

113 лет назад, 19 Апреля 1903 года, произошел Кишиневский погром — один из самых кровавых еврейских погромов в царской России

Елена Ханенкова, 19 Апреля 2016, 23:56 — REGNUM — На Канатной евреев бьют, — наконец выговорила Дуня еле слышно, — погром… — Не может быть! — вскрикнула тетя и села на стул, держась за сердце. — Чтоб мне пропасть! Чисто все еврейские лавочки разбивают. Комод со второго этажа выбросили на мостовую. Через минут десять до нас дойдут…— Что вы делаете, Дуня? Но она, не отвечая, уже бегала по комнате, собирая иконы. Она суетливо расставляла их на подоконниках лицом на улицу и подкладывала под них стопки книг, коробки, цибики из-под чаю, — все, что попадалось под руку. Отец растерянно следил за ней: — Я не понимаю… Что вы хотите? — Ой, барин, да как же? — испуганно бормотала она. — Да как же? Разбивают евреев… А русских не трогают… У кого на окнах иконы — до тех не заходят! Вдруг лицо отца исказилось. — Не смейте! — закричал он высоким, срывающимся голосом и начал изо всех сил дробно стучать кулаком по столу. — Не смейте… Я вам запрещаю!.. Слышите? Сию же минуту прекратите… Иконы существуют не для этого… Это… это кощунство… Сейчас же… Круглые крахмальные манжеты выскочили из рукавов. Лицо стало смертельно бледным, с розовыми пятнами на высоком лепном лбу. Никогда еще Петя не видел отца таким: он трясся и был страшен. Он бросился к подоконнику и схватил икону. Но Дуня крепко держала ее и не отпускала. — Барин!.. Что вы делаете?.. — с отчаянием кричала она. — Они же всех чисто поубивают! Татьяна Ивановна! Ясочка! Чисто всех побьют! Ни на что не посмотрят!.. — Молчать! — заорал отец, и жилы у него на лбу страшно вздулись. — Молчать! Здесь я хозяин! Я не позволю у себя в доме… Пускай приходят! Пускай убивают всех!.. Скоты!.. Так описывает еврейский погром глазами русского мальчика в Одессе В. Катаев в романе «Белеет парус одинокий». Он произошел уже через 2 года после кишиневского.За время соседства христианского и еврейского народов, отношения сложились скорее соседские. И были они далеко не безоблачными. Основных поводов для ненависти было два. Во-первых, классическое еврейское ростовщичество — евреи давали деньги в рост, и большинство крестьян, даже землевладельцев, были у них в долгу. Евреи также занимались так называемой «ссыпкой хлеба». Иными словами — покупкой пшеницы с возов у крестьян, которые привезли ее в Кишинев в базарный день. Случаи обмана и мошенничества со стороны евреев были в порядке вещей.Первый день Кишиневского погрома совпал с первым днем христианской Пасхи 6 апреля. Многие увидели в этом не просто совпадение. Когда отец Иоанн Кронштадтский из газет узнал о погроме, он воскликнул: «Какое тупоумие русских людей! Какое заблуждение! Какое неверие! Какое непонимание величайшего христианского праздника!» Позже он говорил в проповедях: «Страшись, христианин, страшись обижать священное, хотя и отвергнутое племя! Страшная божья казнь постигнет тех злодеев, которые проливают кровь родственную богочеловеку, его пречистой матери и пророкам!» Но местный кишиневский архиерей в этот день не стал менять привычного «пасхального расписания». Он поздравлял первых чиновников губернии, его угощали. А тем временем на улицах города текла кровь. Это был второй — самый ужасный день погрома. В первый день били стекла в окнах еврейских домов: молодые люди, подростки, шли по улицам и бросали все, что видели в окна. Потом обратили внимание на имущество — его выбрасывали на улицу и крушили, к вечеру разошлись по домам. В первый день власти делали худшее из того, что могли бы — они бездействовали… И погромщики ощутили себя хозяевами города. На следующий день по городу разнесся слух, что из Петербурга «дали добро», и власти не будут препятствовать. Вот тогда и началась настоящая кровавая оргия. Несколько озверевших толп двигалось по разным районам города, сметая по пути все еврейское: и копеечные лавки, и бедные дома, и особняки. На глазах полицейских патрулей начались убийства: мужчин, женщин, детей. За людьми охотились, их ловили, загоняли в ловушки. Доставали из чердаков, из погребов, сбрасывали с крыш, добивали и оставляли лежать в весенних лужах. Всего во время погрома было убито около 50 человек, искалечено около 600, повреждена треть всех домостроений города. Как и из описания Владимира Короленко, так и из официального акта о Кишинёвском погроме стало понятно, что убийцы и жертвы часто хорошо знали друг друга. Потрясенный Кишиневским погромом Короленко, посетивший город спустя два месяца после событий написал в своем знаменитом очерке «Дом 13»: «О защите нечего было и думать: в доме было только 8 мужчин; городовой № 148, не получив никаких приказаний, сидел на тумбе, а два патруля стояли в переулках выше и ниже разрушенного дома. А в толпе уже совершалось загадочное нарастание стихийного процесса, при котором из-под тонкого налета христианской культуры прорываются вспышки животного зверства. Разгром был в разгаре: окна были выбиты, рамы сорваны, печи разрушены, мебель и посуда обращены в осколки. Листки из священных книг валялись на земле, горы пуху лежали во дворе и кругом дома, пух носился по воздуху и устилал деревья, как иней… Среди этого безумного ада, из грохота, звона, дикого гоготания, смеха и воплей ужаса, — в громилах просыпалась уже жажда крови. Они бесчинствовали слишком долго, чтобы остаться людьми».Виновником Кишинёвского погрома общественность назначит не местные власти, а министра внутренних дел Плеве. На самом деле известие о кишиневском погроме явилось для министра Вячеслава Плеве полной неожиданностью. Плеве не был лучшим другом всех евреев, но и антисемитом он тоже не был. Он был российским бюрократом. Когда-то при Александре III-ем он сумел остановить волну народовольческого террора. И теперь не собирался капитулировать перед теми, кто убил его предшественника — министра Сипягина. И прежде всего он возмутился бездействием местной власти. Были уволены: бессарабский губернатор, полицмейстер и начальник местного охранного отделения. Инструктируя нового, Плеве упомянул: «Подобные явления совершенно недопустимы!»Для расследования обстоятельств дела в область был направлен директор департамента полиции Лопухин, о либеральных взглядах которого всем было прекрасно известно. Новый губернатор князь Сергей Урусов (тоже либерал) позже напишет в своих мемуарах: «О Бессарабии я знал в то время столько же, сколько о Новой Зеландии, если не меньше. Кишинев мне был знаком только по названию, да еще потому, что газеты долгое время сообщали подробности о знаменитом еврейском погроме 7−9-го апреля 1903 г.[по старому стилю]. В заграничных изданиях открыто обвиняли русское правительство в устройстве этого погрома и даже приводили письмо, будто бы написанное министром Плеве губернатору фон-Раабену, с прозрачным намеком не препятствовать действиям погромщиков. Все эти известия, в свое время, скользнули в моей памяти, не оставив в ней почти никакого следа. Евреями я не интересовался, о положении их и специальных законах, их касающихся, я ничего не знал, а известие об участии правительства в организации погрома считал глупым или злонамеренным вымыслом».Реальным виновником погрома можно точно считать единственную ежедневную кишинёвскую газету «Бессарабец», возглавляемую известным антисемитом П. А. Крушеваном. Все ее статьи в основном сводились к следующему: «Виноваты жиды!»Еврейская интеллигенция напрямую не винила власти в случившемся. Известный врач Лившиц, еврей, лечивший всю кишиневскую верхушку, пытался втолковать за одним из застолий: «Технически власти, конечно, не виноваты. Но мораль, укоренившаяся в Петербурге, такова, что крайне правый шовинист, всегда ярый юдофоб, находит благосклонное к себе отношение — от министра до городового включительно. Вот почему эти элементы действуют безнаказанно и смущают дегенеративные отбросы интеллигенции и черни». Мудрый доктор пытался убедить кишиневскую элиту в необходимости диалога: «Что будет — я не знаю, и никто не знает. Я только знаю, чего не будет: погромов не будет, не будет бешеного антисемитизма, не будет подозрительности. Я даже скажу, чего можно будет ожидать — того, что в русской культуре будет больше Левитанов». Но к культурному диалогу не была в то время готова ни русская, ни еврейская интеллигенция.Сергей Витте писал в мемуарах: «Еврейский погром в Кишеневе, устроенный попустительством Плеве, свел евреев с ума и толкнул их окончательно в революцию. Ужасная, но еще более идиотская политика!..» Годом позже, заключив выгодный мирный договор с Японией, будущий граф «полусахалинский» вез из Портсмута письмо от президента США Вильсона российскому императору. В письме президент вежливо выражал недоумение, как в столь цивилизованной стране могут дискриминировать людей по национальному или религиозному признаку (уже зарождалось еврейское лобби), но царь не удостоил президента ответом. В результате США не позволили вступить в силу взаимовыгодному торговому договору с Россией. Это были первые попытки ввода санкций по политическим мотивам со стороны США.Для еврейской молодежи в ту пору единственным способом вырваться из черты оседлости было получение образования или приписка к ремесленному цеху. Но в высших учебных заведениях с 1880-х годов действовала процентная норма: допустимый максимум студентов-евреев (3% в столицах, 5% в прочих городах, 10% в черте оседлости). А ремесленные цехи во всех городах черты оседлости, кроме Одессы, в 1880-х были распущены.К слову сказать, больше всех евреев «хозяин земли русской» ненавидел самоуверенного «одэссита» Витте, женатого на еврейке. Во времена Александра III-его дела обстояли проще: «По мне, женитесь хоть на козе. Лишь бы дело шло», — гласила резолюция императора. Но теперь многие из проверенных временем людей превратились в «неблагонадежных», и неважно, что Витте каждый раз, засучив рукава, брался вычищать такие выгребные ямы государства, на которые иные представители петербургской «белой кости» и смотреть боялись.В 1905 году по стране идут еврейские погромы. В декабре к царю явились делегаты от «черносотенцев» с заявлением о том, что ждут созыва Думы для избрания депутатов из своих рядов. Государь произносит: «Я рассчитываю на вас, господа». Витте не раз предупреждал о недопустимости еврейских погромов. На что Николай II-ой отвечал: «Но ведь жиды сами виноваты». К слову, черносотенные организации существовали на государственные бюджетные деньги из дворцового фонда — средства, предназначенных на личную безопасность царской семьи. Ежегодно до 15 000 золотых рублей передавались на нужды главы русских черносотенцев Пуришкевича, плюс к этому он получал деньги из секретного фонда полиции.На погромы, московский бунт 1905-ого года и массовые волнения Витте зловеще отреагировал: «Русскому обществу, недостаточно проникнутому инстинктом самосохранения, нужно дать хороший урок. Пусть обожжется; тогда оно само запросит помощи у правительства». Сергей Юльевич не хотел быть пешкой в руках черносотенцев, и подал в отставку.Когда следующего Председателя Совета министров Российской империи Петра Столыпина все-таки удалось (после 11 неудачных попыток) убить в киевском театре в 1911 году, к министру Коковцеву подошел один из депутатов Госдумы: «А ведь из-за вас пропал шанс ответить на выстрел Багрова хорошим еврейским погромчиком!»Еще в 1906-ом году Столыпин предлагал членам Совета министров серьезно обсудить еврейский вопрос, т.к. сохраняющиеся ограничения способствуют революционным настроениям в молодежной еврейской среде. О еврейском равноправии речь, естественно, не шла, но решено было приступить к изменению законодательства. К своему удивлению Столыпин получил журнал заседания Совета не утвержденным. Резолюция Николая II-ого гласила: «Возвращаю Вам журнал по еврейскому вопросу не утвержденным… Несмотря на самые убедительные доводы в пользу принятия положительного решения по этому делу, — внутренний голос все настойчивее твердит мне, чтобы я не брал этого решения на себя. До сих пор совесть моя никогда меня не обманывала. Поэтому и в данном случае я намерен следовать ее велениям».

Елена Ханенкова