Все вместе взятые "цветные" революции, революция "гидности", а также ретроспективный обзор
революций прошлого, заставляет усомниться в классическом "верхи не могут, низы не хотят", и предположить:

Революции происходят не там, где есть «главная движущая сила типа «пролетариат», и не тогда, когда «верхи не могут, а низы не хотят», а там и тогда, где совпадают три необходимых и достаточных условия:

1) Есть что грабить. То есть в пределах досягаемости оказывается что-то, ради чего стоит рискнуть головой.

2) Есть кого грабить. То есть также в пределах досягаемости оказывается не только объект вожделений, но и собственник, который не может по какой-либо причине обеспечить эффективной защиты собственности.

3) Есть кому грабить. То есть среди существующей элиты находится группа, обладающая административным ресурсом, объединенная идеей грабежа и готовая ради собственного шкурного интереса «кинуть» остальных элитариев.

При этом революционерам абсолютно неважно, какая конкретно идея будет поднята на щит, лишь бы она отвечала следующим требованиям:

— придавать грабежу видимость восстановления попранной справедливости;

— делать хотя бы часть населения невольными-добровольными соучастниками процесса. Потому что именно «от имени и по поручению» этого населения революционеры будут отбирать и присваивать материальные ценности.

Ленинский тезис «верхи не могут, низы не хотят» из работы «Маевка революционного пролетариата» (1913), марксистский — «идею, которая становится материальной силой, когда она овладевает массами» из «Критики гегелевской философии права» (1844), троцкистское «беднейшая, самая эксплуатируемая часть населения является главной движущей силой революции» — всегда вызывали у меня определенное недоверие, которое я даже и не пытался оформить и обосновать. Пока уже в зрелом возрасте не начал знакомиться с различными историческими событиями не оценки ради, а собственного интереса для.

Целых 30 лет, начиная с 31 октября 1517 года, когда Мартин Лютер опубликовал в своем блоге на воротах храма 95 тезисов, сами протестанты так и не смогли договориться, «что такое хорошо и что такое плохо», а главного реформатора при инспекции протестантских приходов поражало глубокое невежество не только прихожан, но и священников. Какая уж тут «идея, которая овладела массами».

Лютер был, кстати, далеко не первый реформатор. В конце XIV века активным обличителем духовного разложения католической церкви и самого папы стал монах-доминиканец Джироламо Савонарола. Он призывал церковь к отказу от богатства и пышности, властолюбия и тщеславия, к покаянию и аскетизму. За что был предан суду и казнен.

Зато «широкие народные массы», и в первую очередь князья (средневековые олигархи), с огромным энтузиазмом встретили призыв к отказу церкви от роскоши и незамедлительно принялись «помогать» ей в этом богоугодном деянии, конфискуя папские земли, грабя монастыри и убивая священников. И если бы только их...


«Главные результаты Реформации выразились в том, что основа ее мощи была подорвана секуляризацией ее владений» (источник). Или, другими словами, ценные вещи поменяли хозяев.
- Было кого грабить — церковь,
- Было что грабить (Рим, как-никак, больше тысячи лет копил).
- И было кому грабить: светские феодалы в средневековой Европе — ребята далеко не сентиментальные, и когда была материальная причина — объединялись под пиратским флагом легко и просто, без оглядок на политические и идеологические разногласия.
Зато какой пиар! Вся мировая историческая наука до сих пор заходится слезами умиления от победы прогрессивных идей реформации над ретроградным клерикализмом.


Все остальные революции в ближайшем приближении тоже оказались примитивным перераспределением имущества, «нажитого непосильным трудом». Французская-английская-американская — с криками о свободе-равенстве-братстве, как под копирку изымали средства производства и накопленные ценности у одних эксплуататоров и передавали другим, с использованием первой попавшейся под руку идеи и первых попавшихся под руку «гегемонов», от имени и по поручению которых затем и творилась вся развеселая церемония экспроприации экспроприаторов.

Кстати, в XX столетии экспроприаторов прибыло. Не вчера появилась, но впервые оформилась в самостоятельную политическую силу профессиональная бюрократия, эффективность которой в борьбе за власть оказалась на порядок выше классических «претендентов на корону», особенно после того, как государственный аппарат монополизировал право на насилие. В результате вместо традиционного «власть является следствием богатства» сейчас уже необходимым условием богатства является приближенность к этой самой власти.

Независимо от того, в пользу кого делят «нажитое непосильным трудом», как-то получается, что везде и всегда основной движущей силой любой революции является «новое поколение» действующей элиты, которое красиво окрестили «класс парвеню», считающий себя в состоянии управлять страной без оглядки на прежние традиции. Такой класс возникает и начинает революционно действовать в противоречии с теорией вовсе не на гребне невзгод и лишений, а на гребне бурного прогрессивного развития.

Никакой не умученный пролетариат, не крестьяне и не батраки, даже не люмпены, не мелкие собственники и прочая школота не готовили и не продвигали никаких революций. Эти слои, будучи как угодно угнетаемы, тем не менее ни на какую революцию не способны, а только на бунт, «бессмысленный и беспощадный».

Революцию же, то есть слом системы прежней госвласти, традиционно двигает либерально настроенная («новая») элита, считающая, что ее взлет — это ее собственная заслуга, обусловленная непроходимой гениальностью и способностью сворачивать горы, традиции и правительства. Эта элита и точит монолит власти изнутри. Под это разрушительное для государства движение и находятся деньги у тех, кто хочет нажиться на крахе.

Чтобы жить — надо потреблять, чтобы потреблять — надо производить, чтобы производить — надо вступать в производственные общественные отношения. Следовательно, от характера этих производственных отношений зависит, кто и что сможет потреблять. В основе же производственных отношений лежит право собственности на средства производства, потому что только с помощью рабочей силы, даже самой техноинтеллигентной, произвести ничего невозможно. Поэтому главный вопрос любой экономической системы (а значит, любой социальной революции или контрреволюции) — права собственности на средства производства и способ соединения их с рабочей силой в процессе труда.

Буржуазная революция вырывает у феодалов их исключительные права на землю, без которых невозможно создание производства (аренда земли у феодалов для строительства производственных мощностей съедала значительную часть прибыли первых капиталистов).
Пролетарская революция вырывает крупную частную собственность на средства производства и передает ее в управление чиновникам,

«Либеральная» революция - приватизированная чиновниками, беззастенчиво и цинично приватизирует советское «достояние республики» с последующей бесконечной борьбой за передел «неправильной приватизации». Круг замыкается...


А вот факт наличия недовольных никогда сам по себе не становился причиной революции. Образованием, правительством, политической и общественной жизнью, ситуацией в культуре и бизнесе — недовольные есть всегда и везде. И их много. Есть даже профессиональные организации недовольных. Но есть одна важная деталь. Недовольство это отнюдь не монолитно в своем целеполагании. Мотивы различны.

Проблема в том, что значительная часть обиженных недовольна не положением вещей в целом, а положением вещей в частности: у соседа, сослуживца, коллеги, соратника, одним словом — у ближнего своего. Возмущает не скверная ситуация, а ее прикладной характер. Такое недовольство начинается с вопроса: «Почему они уже, а я еще?.. Им всё, а мне индейское жилище?» То есть поменяй местами недовольных с «обидчиками», борьба немедленно прекратится и режим получит самых верных и преданных союзников. А победители — «оппозицию».

Постсоветская политическая кухня напрочь лишена революционности по причине отсутствия ее необходимых компонентов, а именно — объекта и субъекта грабежа. Хозяева материальных ценностей давно уже или не здесь, или вообще не местные, и находятся под защитой «крыши», гораздо более мощной, чем местные силовые структуры. Сами материальные ценности (или права на нее) в массе своей перемещены по месту постоянного жительства владельцев. И нет ни одного намека на какие-либо группы (и уже тем более — классы), готовые реально покуситься на их кошелек.

Единственная организованная сила — это бесчисленные «чиновники», «менеджеры среднего звена», «офисные работники», «руководители», «эдвайзеры», «секретари-референты», «консультанты», производящие исключительно и только тонны распечаток, окурков и пакетиков от чая. Но на направляющую и руководящую силу революции эти никак не тянут.

Ах, да... Есть еще профессионально несогласные... «Вся история их свободы проста как палец, — говорит персонаж вышедшего недавно «Романа о Петре и Февронии», — ругаем власть по кухням, потом, когда становится можно, на площадях, потом разбегаемся по кухням, потом опять вылезаем на площади. Все. Меняется лишь пространство ругани».

Именно по вышеуказанным причинам ВСЕ разноцветные революции на постсоветской территории закономерно инспирируются из-за рубежа, где и располагаются основные авуары (то, что можно грабить) и кучкуются недовольные (те кто страстно желают грабить).
Дело в том, что современная парадигма экономического развития, построенная на углублении разделения труда, не может больше продолжаться, поскольку требует экстенсивного расширения рынков сбыта. Грубо говоря, суть ее состоит в том, что углубление разделения труда дает выигрыш при производстве одного изделия за счет увеличения их количества (издержки падают при увеличении масштабов производства). Поскольку сегодня возможности экстенсивного расширения рынков исчерпаны, дальнейшее развитие в рамках действующей парадигмы невозможно.

Его глобальность — его могила. Дальше эта формация не может развиваться, упершись в естественные границы. Созрели предпосылки для новой глобальной революции, которая выкинет существующий общественный уклад на свалку истории. Только ради бога не называйте его капитализмом — хотя бы из уважения к терминологической точности.

А строительство следующего уклада произойдет только одновременно со сменой собственников.
Осталось только правильно определить тех, кто будет грабить, что будут грабить и кого будут грабить. Чем увлеченно и занимаются сильные мира сего с применением авианосных группировок, партий различной степени радикализма и консервативности и движений типа Greenpeace, Occupy Wall Street и прочих-других разных очень протестных, даже иногда террористических, но очень управляемых.