Первый век Голливуда: 1917—1919. Не жалея флагов, пороха и плёнки Когда в Европе бушевала война, в Америке распускались цветы пацифизма. Никто не хотел воевать. Никто не хотел умирать. Масштабная схватка за океаном представлялась американцам безумием, к которому их молодая страна...

Первый век Голливуда: 1917—1919

Валерий Рокотов, 29 Апреля 2016, 09:17 — REGNUM Не жалея флагов, пороха и плёнкиКогда в Европе бушевала война, в Америке распускались цветы пацифизма. Никто не хотел воевать. Никто не хотел умирать. Масштабная схватка за океаном представлялась американцам безумием, к которому их молодая страна отношения не имеет. Циничная знать Старого Света заставляет людей убивать друг друга. Америка никогда не будет платить жизнями своих граждан за успехи своих корпораций! Всех, кто так мыслил, ждал великий сюрприз. Война оказалась нужна их свободной демократичной стране. Она была нужна экономике, скованной кризисом перепроизводства. Война взвинчивала экспорт оружия и продовольствия. Она открывала доступ к английским и французским кредитам. Поэтому в неё влезли. «…Нас, похоже, и впрямь погнали на войну ради займов Дж. П. Моргана», — писал Скотт Фицджеральд в эссе «Отзвуки века джаза». Пацифизм был проблемой для правительства США, но проблемой решаемой. Огромные ассигнования на пропаганду и бурная деятельность Комитета общественной информации, который густо сеял зубы дракона, изменили ситуацию в корне. В 1917 году, когда страна вступила в войну, на призывные участки пришли жалкие 73 тысячи добровольцев. Через несколько месяцев их стали считать миллионами. И дело решил не закон о всеобщей воинской повинности, принятый молниеносно. На страну обрушился вал пропаганды. Одних ораторов, ежедневно ратующих за войну, оказалось привлечено 75 тысяч. Пресса рисовала Германию средоточием зла. Распространялась шокирующая информация. Например, о том, что немецкие вояки отрубали руки бельгийским детям. Американские семьи, пожелавшие усыновить калек и окружить их заботой, отчаялись подавать запросы. Детей не нашли, но это было неважно. Пропаганда приносила плоды. Страна наполнялась воинственным духом. Голливуд в эти годы стал частью пропагандисткой машины. Ещё никому не подчинённый, экономически независимый, он охотно отозвался на предложение о сотрудничестве. Его вдохновил госзаказ. Он начал выпускать «Официальное военное обозрение» и клепать фильмы, чьи названия были красноречивы: «В когтях гуннов», «Прусские невежи», «Кайзер — чудовище из Берлина». Дэвид Гриффит и здесь опередил всех. Он отправился в воюющую Европу, где, не жалея пороха и флагов, снял свои «Сердца мира», прославляющие американо-французский союз.

В драмах, создаваемых по зову души, Голливуд подчас превосходил заказное кино в эскалации ненависти. Он изображал немцев кончеными садюгами. В 1918 году на этом поприще прославился Эрих фон Штрогейм, будущий режиссёр. В картине «Сердце человечества» он столь убедительно сыграл лощёного негодяя, насилующего медсестру и выбрасывающего в окно грудного ребёнка, что вызвал к себе всеобщую ненависть. Голливудские фильмы стали активно прокатываться в Европе. В большинстве своём они восторга не вызывали. Мало кому нравилось, что Америка изображалась победительницей Германии, страной, принесшей мир и счастье Европе, а другие словно отсиделись в кустах. Под занавес исторической драмы американские кинокомпании вложились в европейский прокат. Они начали скупать кинотеатры, стоившие гроши, и определять их политику. В послевоенные годы берёт начало эпоха тотальной гегемонии американского кино в Европе, где национальные киностудии пребывают в разрухе. Подавляющее большинство фильмов, выходящих на экраны, сделаны в США. Неожиданно для всех кино становится одним из самых ходовых товаров Америки. «На плечо!» /Shoulder ArmsЧарли Чаплин, это диковинное порождение английской культуры, впервые появился на экране в конце 1913 года. Его открыл Мак Сэннет. Родоначальник американской кинокомедии отдал должное отчаянному энтузиазму, с каким юный комик спасал безнадежное шоу театра Фреда Карно.

В то время известная британская труппа гастролировала по Америке под аккомпанемент разгромных рецензий. Чаплин был единственным, чью игру критики удостоили похвалы.Мак Сэннет привел 24-летнего артиста на свою знаменитую студию «Кистоун», которая в обстановке творческого хаоса бесперебойно производила комедии. Художественный метод здесь был один. «Придёт в голову идея, мы играем, как играется, — объяснил глава фирмы. — И так, пока дело не дойдёт до погони. В ней вся суть». Фильмы Сэннета были каруселью гэгов. Действие развивалось в безумном темпе, поскольку, по мысли режиссера, зрителю нельзя было давать думать. Коронным номером были дуэли на тортах. По дороге в гримёрную Чаплин придумал себе образ. В студийном гардеробе он подобрал вещи, несовместимые с точки зрения психически здорового человека: широченные брюки, узкий пиджачишко, огромные ботинки, крохотный котелок. Ко всему этому прибавились галстук-бант, тросточка и смешные усики — штрихи аристократической утонченности. Это был кокни, тщетно стремящийся выглядеть джентльменом. Знаменитую утиную походку Чаплин позаимствовал у лондонского конюха с характерным английским прозвищем Чудила Бинкс. Ещё в детстве она произвела на него неизгладимое впечатление. Однажды он продемонстрировал матери манеру ходьбы Чудилы Бинкса. Та отругала сына за передразнивание взрослых, а потом заперлась в кладовке, чтобы отхохотаться.

Чаплин обрёл славу с поразительной скоростью. Уже через полгода его имя было известно по обе стороны Атлантики. В те дни легендарный образ ещё не был отточен. Герой выглядел задирой, одержимым идеей каждому дать пинка. Он был хамоват и постоянно дрался. Трогательные черты, придавшие ему человечность, появились в 1915 году, в период сотрудничества с компанией «Эссеней». Мир увидел маленького бродягу, чемпиона по выживанию, неудачника, старающегося выглядеть респектабельным хотя бы в собственных глазах.В том же году началась чаплиномания. Чудаковатый образ растиражировала промышленность. Бродяжка стал героем комиксов и проник в детские спальни в виде популярной игрушки. Ресторанные оркестры приступили к исполнению знойных фокстротов под названием «Ох уж эти башмачки Чарли Чаплина» и «Чарли смешнее всех». 26-летний комик сделался мировой знаменитостью и миллионером. В 1917 году на него начались первые нападки. Британские газеты обвинили Чаплина в уклонении от призыва. Пресса выяснила, что контракт со студией «Фёст нэшнл» включал пункт, по которому актер не имел права возвращаться на родину до окончания войны. Его объявили трусом. Чаплин поспешил оправдаться. Он пожертвовал 250 тысяч долларов на военный заём и сообщил, что ждёт повестки на фронт. Британское посольство в США поддержало Чаплина, заявив, что не считает его уклонистом. В то время армия не испытывала недостатка в призывниках, а с политической точки зрения Чаплин был намного полезней как комик, поднимающий боевой дух войск. Несмотря на это, оскорблённый артист явился на призывной пункт, где военная комиссия единодушно признала его непригодным к службе по причине недостаточного веса. Пушечное мясо, именовавшееся Чарлзом Спенсером Чаплином, не подошло британской военной машине.

Идея фильма «На плечо!», вышедшего в 1918 году, была навеяна шумихой вокруг этого несостоявшегося призыва. Первоначально он назывался «Маскировка», поскольку ключевой была сцена перехода героем линии фронта. Солдату-окопнику приснилось, что он замаскировался под дерево, проник на вражескую территорию и взял в плен кайзера.Чаплин снимал фильм в свойственной ему манере. Он делал сотни дублей, выбирая лучший. К концу съёмок комик так вымотался, что в припадке неожиданно нахлынувшего разочарования хотел уничтожить негатив. Картину спас громкий смех Дугласа Фэрбенкса, который вышел из просмотровой со слезящимися глазами и долго благодарил автора за доставленное удовольствие. Продолжение следует…
Читайте ранее в этом сюжете: Родимые пятна американской CIVILIZATION: расизм, кровь, ярость и ужас войны

Валерий Рокотов