Конфликт в Донбассе объединил очень разных людей. Если бы в 2013 году автору этих строк, богемной девочке, жившей тогда в Петербурге, кто-нибудь сказал, что в 2015-м буду готовить окрошку в Луганске русскому националисту из Латвии, то боюсь, бы не поверила. Как минимум потому — ну что забыл русский националист из Латвии в окрестностях Донецка?
Но началась война, и теперь в Донбассе можно увидеть представителей самых разных государств. Большинство из них предпочитают скрывать свои лица, но есть и такие, кто открыто демонстрирует себя миру. Самые известные из них — Маргарита Зайдлер из Германии и Рассел Боннер Бентли с позывным «Техас».
Кто-то из них воюет. Некоторые — журналисты. Другие занимаются политикой. Есть ультралевые, есть и ультраправые, а кто-то — посередине. Назвать некий фактор, который объединял бы их всех, сложно. Наверное, это гуманизм.
Почти каждый иностранец, с которым удалось пообщаться, упоминал 2 мая 2014-го в Одессе. Это событие не осталось незамеченным, и, кажется, именно оно стало точкой выбора, после которой люди решали: менять свою жизнь или закрывать глаза на реальность. Впрочем, на самом деле, большинство из них приехали в Донбасс позже: одного потрясения недостаточно, чтобы сдвинуть картину мира с места, это естественно.
Сейчас подсчитать точное количество иностранных добровольцев сложно: они воюют в разных подразделениях. Однако рабочая группа ООН в марте 2016 года насчитала 176 человек. «Среди них большое количество людей из Российской Федерации, а также — из Сербии, Беларуси, Франции и Италии», — говорится в сообщении.
Какие подразделения из каких стран выступали на строне ЛДНР
Афанасий Коссе. Погибший греческий доброволец.
Рафаэль Маркес Лусварги
Interunit насчитывает до тридцати человек, некоторые из которых воюют, а некоторые сосредоточены на политической деятельности. Самый распространенный ответ на вопрос о мотивах, побудивших человека из другой страны приехать в Донбасс, звучит так: «Потому что я коммунист и антифашист». Логично.
Впрочем, не только. Например, история сирийца с позывным Леон похожа на сценарий артхаусного кинофильма.
Он приехал на Украину до войны. У него здесь была жена, но не срослось. А уехать не получилось: начались боевые действия. Через Украину выехать было невозможно. Он попытался выехать через Россию, но там у него потребовали российскую визу, а наличествовала только украинская. В охваченном войной городе было не до оформления документов.
— И тогда я подумал: какая разница, где я буду умирать? В Сирии война и тут война. Там ИГИЛ, тут фашисты.
Как и для многих, война для него началась после Одесского сожжения людей. Леон впечатлился и пошел на службу. Никакой лишней рефлексии, взял и пошел.
— Я тебе скажу, в Донбассе было как в Сирии. Перед войной украинские телеканалы показывали, что здесь террористы, бомжи, все, в общем, плохие. Это очень напомнило Сирию. Одинаковая схема: приезжает Джон Маккейн или Джон Байден и начинает разговаривать о новой демократии…
Когда Леон пришел записываться в ополчение, ему с удивлением сказали, что в сирийской армии он был бы уместнее.
— Но я не мог выехать. У меня не было визы. Если бы у меня была виза, я бы служил в сирийской армии.
Республика победившего сюрреализма, подумалось в свою очередь автору этих строк.
Вот он, кстати, не называет себя коммунистом. Говорит, что симпатизирует этой идее, но читал слишком мало, чтобы однозначно отнести себя к ним. В этом вопросе Леон, скорее, исключение.
Про других он по секрету говорит: «Кажется, они не понимают, что республики получились не очень народные и возврата к СССР не будет».
Я, разумеется, немедленно уточняю. Нет, не все так плохо.
— Это пока не идеальное общество, но, во-первых, мы антифашисты. Во-вторых, достаточно много людей разделяют идеалы коммунизма. В-третьих, у нас есть оружие, — говорит командир Interunit Немо.
Немо — человек, которого ожидаешь встретить, скорее, в литературном клубе, чем на донбасской войне. Немного напоминает персонажа из романа XIX века, интеллигентный, рефлексивный и глубоко идеалистичный. Он приехал из Италии в 2015 году, оставил там семью. Говорит, что скучает по семье и родине, но выбор сделан.
Его товарищ, испанец Койна, больше похож на русских нацболов. Он эмоционален и выглядит слегка богемно. До войны был университетским преподавателем, социолог-антрополог. Приехал d Донбасс не так давно, в этом году.
— Я здесь чувствую себя дома, среди своих, — говорит он. — Я приехал поздно потому, что долго обдумывал ситуацию. Но в итоге я пришел к выводу, что мой путь — сражаться. На родине я не могу сделать ничего, здесь я могу быть среди антифашистов.
Двадцать лет назад Койна узнал, что Украина поддержала Гитлера, очень был впечатлен. Говорит, что после этого Майдан и трагедия в Одессе не удивили его. Сложно теперь объяснить, что Гитлера поддержала не вся Украина, а кучка радикалов. И думаешь: вот так спустя семьдесят лет в учебниках истории напишут, что в начале XXI века вся Украина была нацистским государством. И ведь не докажешь ничего. И очень обидно становится за партизан Харькова и Одессы, например.
Серб Стефан с боевым товарищем на Донбассе
Шкала ответственности
Эти люди прячут лица и не называют имен по вполне понятным причинам: они не теряют надежды вернуться на родину после войны.
Там их вполне могут арестовать за терроризм.
У нас в Сербии есть закон, запрещающий сербам воевать в других странах в качестве добровольцев. По этому закону предусмотрено наказание до 10 лет тюрьмы. И сейчас спецслужбы угрожают нашим семьям, что если мы не вернемся, то они посадят их за соучастие в преступлении. Поэтому лучше уж пусть проблемы будут у нас, чем у наших семей, объяснил ранее в интервью «Ридусу» 22-летний сербский доброволец Стефан, почему вынужден возвращаться на родину в разгар боевых действий.
Испанский доброволец Лаки в прошлом году приехал домой, его арестовали, но потом отпустили за недостатком улик. Ничего не помешало ему вернуться в Донбасс и продолжить войну.
