В Минске началась новая серия переговоров об урегулировании в Донбассе. В Киеве этот процесс сопровождается отставками, а в Донецке – новыми обстрелами, гибелью людей и митингами тех, кто устал от войны. И уже понятно, что никакого «Минска-3», скорее всего, не будет: возможность прекращения огня стремится к нулю, а жизнь подталкивает к тяжелым решениям.
Политическая позиция руководства ДНР и ЛНР определяется в большей степени внутренней обстановкой в республиках, чем связями с Москвой. Еще совсем недавно Донецк и Луганск могли колебаться из-за позиции России, но теперь произошел качественный скачок в обратном направлении, что есть прямое следствие напряжения последних двух–трех месяцев (и на фронте, и в самом Донбассе).
Да, ДНР и ЛНР – не совсем равноправные фигуры на большой политической арене, но их фактическая роль (в том числе в Минске) бесспорна. Принципиальная позиция Москвы в том и заключается, что Донецк и Луганск в лице их нынешних руководителей должны стать для Киева основным субъектом переговорного процесса. На практике эта ситуация была сконструирована путем перевода переговоров в «кабинеты» – комиссии и подкомиссии, в которых Киев обсуждал практические детали напрямую с ДНР и ЛНР. При этом основа конфликта – статус не желающих находиться в составе единой Украины областей – как бы выводится из процесса обсуждения. Такая практика была опробована еще в начале 90-х в Южной Осетии, что позволило прекратить военные действия, но «заморозило» конфликт на то самое время, за которое политическая ситуация изменилась и началась новая, еще более страшная война.
Эта тактика не идеальная (что и показали события 2008 года), но гуманитарные соображения тогда перевешивали политические. Сейчас гуманитарные вопросы также вышли на первый план, причем не в переговорном процессе (украинская сторона вообще не поднимает эту тему, как будто живых людей в Донбассе нет), а ввиду военной тактики ВСУ. Год обстрелов мирного населения привел не только к гуманитарной, но и к психологической катастрофе, которая влечет за собой радикализацию позиций руководства ДНР и ЛНР. А умалять их право на собственную оценку обстановки никто не волен. Никто уже не может отменить роль Захарченко или некоторых бывших полевых командиров в выработке внешнеполитических позиций. Да, иногда у них это получается странно и не совсем адекватно. В этом проявляется и отсутствие опыта, и специфический ритм жизни. Но отторгнуть у этих людей право на самостоятельное формулирование своих интересов не сможет никто. Тем более что военная ситуация оказывает куда большее давление на Донецк и Луганск, чем на Москву.
Россия сейчас сконцентрирована на решениях стратегического характера, а конкретные люди, вовлеченные в это, порой не готовы к восприятию той действительности, в которой есть не только глобус, но и украинская артиллерия в двух километрах к северу или западу. Военные детали довлеют сейчас над политикой куда больше, чем, скажем, год назад, и с корнем вырывают как бы «идеальные» политические схемы, приготовленные для минских консультаций.
В первую очередь речь о терроризирующей артиллерии. Киев с самого начала военной фазы противостояния в Донбассе полагал артиллерийские обстрелы наиболее эффективной формой ведения боевых действий. Действительно, ополчение в том виде, в котором оно существовало год назад, не располагало системами и тактиками контрбатарейной войны. Оно тогда вообще ничем не располагало. Самой громкой военной и пропагандистской победой того времени был захват группы 25-й днепропетровской воздушно-десантной бригады ВСУ под Славянском, личный состав которой после недолгих уговоров перешел на сторону ДНР. Порошенко тогда пообещал чуть ли не всю бригаду отдать под суд, но впоследствии изменил свое решение на прямо противоположное: 25-я бригада была разбавлена (или усилена, это кому как нравится) добровольцами из полуфашистских образований Днепропетровска и до сих пор составляет одну из опор ВСУ в Донбассе.
Несмотря на крайне низкий уровень подготовки офицерского состава, ВСУ хватало понимания того, что огневая мощь – единственный их военный козырь. Газета ВЗГЛЯД еще год назад неоднократно писала о том, что именно артиллерия станет для ВСУ основным аргументом вне зависимости от того, как развиваются события в Донбассе. Со временем ситуация стала даже хуже, чем самые пессимистические прогнозы: украинская армия стала откровенно избегать контактного боя, поскольку «качество» личного состава неуклонно снижалось, тогда как запасы тяжелого вооружения казались неисчерпаемыми. Ситуация должна была измениться после первых летних поражений 2014 года, когда артиллерия оказалась бесполезной против тактики создания «котлов», а украинский спецназ, на который возлагались большие надежды, оказался почти полностью уничтожен даже не в Иловайске, а на Сапун-горе и в мелких «котлах» в приграничной зоне.
Пока их не подгоняла политическая целесообразность, командование ВСУ исходило из тех возможностей, которые у нее были. В результате артиллерия вообще стала единственным аргументом. Только успешная контрбатарейная борьба со стороны ВСН заставила Киев немного задуматься о будущем, да и то ненадолго. Артиллерийские атаки приобрели массовый характер, подавляющее большинство из них превратилось в просто террористические удары, основной задачей которых было не нанести ущерб прямому противнику, а оказать давление на мирное население. А порой это были просто глупость и просто бездарность самих артиллеристов, среди которых подготовленных профессионалов было мало, а в результате контрбатарейной борьбы они выбивались первыми.
Первые артиллерийские удары влекут за собой шок. Потом – непонимание по принципу «как такое вообще возможно, мы же братья». Потом про братьев все забывают, и приходит ненависть, а за ней и месть. Нет ничего более страшного на войне, чем беспомощность перед артиллерией и авиацией. Каким бы прекрасным солдатом ты ни был с точки зрения выучки, каким бы бесстрашным человеком ты ни был по личным качествам, рано или поздно ты обозлишься на этот бомбардировщик или «Град». Ты теряешь представление о реальности, когда на тебя летит бомбардировщик или когда ты попадаешь под артиллерийский удар. Ты можешь только прятаться, но не можешь ответить. А беспомощность – главный продюсер ненависти. Многие военные подтвердят, что артобстрел вызывает вспышку ярости: «ты хотел меня убить – получи в ответ». И ты начинаешь стрелять куда-то туда, где был этот миномет, через минуту понимая, что это бессмысленно (с годами приходит понимание, что еще и опасно).
Западные советники попробовали было наладить систему «серенада». Это компьютерная система, которая призвана синхронизировать огонь различных по калибру, дальности стрельбы и скорострельности артиллерийских и минометных систем. Проще говоря, можно наладить стрельбу так, чтобы противник не мог поднять голову из окопа, когда на него последовательно будут падать снаряды из несовместимых друг с другом батарей, отстоящих друг от друга на километры. Артиллерия – это чистая математика, и программу для ее настройки западные инструкторы принесли в Донбасс вместе с ноутбуками. Но на Украине, как и ранее в Грузии, все это не дало никакого эффекта. Снаряды полетели куда угодно, только не в цель, зато падать стали более кучно и прогнозируемо. Любой человек с военным опытом знает, что батальонная мина падает не одна, а две за раз. Как раз за это время наводится контрбатарейная система. Англичане подарили ВСУ две контрбатарейные системы, из которых, как обычно, вышел анекдот. Первую украинцы просто сломали по пути к линии фронта, а вторую поставили рядом со своей батареей «Гиацинтов» и держали так минут 40, пока их не накрыло в ответ. Хотя даже детям понятен принцип «выстрелил – отъезжай».
Все попытки структурировать украинскую артиллерию закончились ничем именно ввиду ее значительной численности. Но это чисто военные, разумные доводы. В реальности же артиллерийские атаки окончательно переросли в террор против мирного населения. В средство обеспечения «выжженной земли» перед заходом в той или иной населенный пункт.
На террористические бомбардировки (которые есть политический метод, а не военный) ставка делалась с самого начала. Даже села перешли в категорию «вражеских населенных пунктов», а крупные города, в которых установилась власть «сепаров» и «колорадов», – тем более. Удары стали нормой жизни. Их даже перестали оправдывать «необученностью» артиллеристов. Но если психология солдата в такой обстановке более-менее понятна, то террор против мирного населения в миллионном регионе дал другие результаты.
Первоначальный страх и ненависть держались год. Донбасс – не то место, в котором военные действия автоматически повлекут за собой полномасштабную мобилизацию населения, поток беженцев – тому иллюстрация. Многие предпочитали просто переждать, уехать, думая, что рано или поздно все рассосется. Сама структура населения региона должна была подвести к тому, что женщины и пенсионеры – значительная часть наиболее страдающих районов Донецка – рано или поздно не выдержат. Психологический ресурс исчерпывается в тот момент, когда очевидно мирное население (те, кто никогда не возьмет в руки оружие) чувствует себя не только не защищенным, но еще и тотально преданным.
Переговоры в Минске уже дважды оборачивались для жителей донецких пригородов заменой войны просто на убийства. Минские переговоры, какие-то непонятные «перемирия» представляются домохозяйкам (в хорошем смысле слова; тем, кому надо детей по подвалам прятать) уже форменной глупостью. Люди перестают различать, где свои, где чужие, и начинают апеллировать к тому, кто ближе. То есть к руководству ДНР и ЛНР. И, надо признать, в этом плане украинская артиллерия своего результата достигла, хотя в Киеве никогда не признаются, что добивались именно этого.
Трудно забыть боль, еще труднее вспомнить радость. Счастье не оставляет шрамов, а мирное время ничему не учит. И мирного времени больше не будет, поскольку руководство ДНР и ЛНР, конечно, сможет кого-то переселить из наиболее обстреливаемых районов города (такие планы обсуждаются), кому-то что-то компенсировать (но не все и не навсегда, поскольку людей и дома не вернешь), но никаких разговоров о дальнейшем продлении перемирия, скорее всего, уже не будет. Да, Захарченко будет до последнего держаться за возможности сохранения формального «прекращения огня», которого давно нет. Да, будут продолжаться информационные вбросы с обеих сторон о тех или иных сторонах компромисса, но в реальности – это прошлая ночь, даже не прошлый день. Либо части ВСУ будут отброшены от линии непосредственного соприкосновения с Донецком и Луганском, либо все это закончится очень плохо.
Две плоскости жизни – на земле и в геополитике – соприкоснулись друг с другом не в самом комфортном виде, чтобы рассуждать об этом отстраненно. Построение абстрактных внешнеполитических конструкций уже никак не связано с жизнью в реальных кварталах Донецка и нескольких селах. Живущие там люди самим фактом своего существования оказывают влияние на теорию внешней политики и даже на военную практику. По ряду наблюдений, количество оружия и добровольцев в последние дни увеличилось – в том числе потому, что увеличились потери среди мирного населения. Это не всегда очевидно со стороны, но если видишь процесс изнутри, становится понятно, насколько невозможно встроить политические договоренности в зону досягаемости ствольной артиллерии.
И если геополитические умы могут игнорировать плачущих женщин, для которых можно придумать систему расселения, то на месте – это реальный психологический фактор, давно переросший в политический. Мы ведь за них воюем, не так ли? Им страшно, их мужья черт-те где (кто на фронте, кто в России на стройках), и ради чего все это? Это теперь – главный переговорный фактор. Не виртуальная, хорошо построенная политическая схема, которая работает только на глобусе, а украинский минометчик, который дальномер не в состоянии настроить.
Потому «Минска-3» не будет. И всегда сохраняются шансы, что может быть еще хуже.
Евгений Крутиков
