Люди в России еще только начинают ощущать на себе реальные последствия экономического кризиса 2014-15 годов, отмечает глава ЦЭПР Николай Миронов.

В России резко выросло количество протестов — в третьем квартале 2017 года, по сравнению с первым кварталом, их стало на 60 процентов больше.

Показать полностью… По данным Центра экономических и политических реформ (ЦЭПР), проводившего мониторинг и опубликовавшего данные этого исследования на своем сайте, главную прибавку в росте протестной активности дали темы социально-экономической направленности. О том, в чем причины роста недовольства граждан и в каких формах оно может проявляться, обозревателю «Росбалта» рассказал руководитель ЦЭПР Николай Миронов.
— С чем вы связываете такой значительный рост числа протестов в третьем квартале 2017 года? Не идет ли в данном случае речь о сезонности?
— Конечно, сезонный фактор присутствует. Ясно, что в начале года, особенно в январе, в России протестных акций всегда меньше. Кроме того, в декабре обычно выплачиваются долги по зарплате или решаются какие-то другие социальные проблемы. Тем не менее, сейчас рост протестной активности достаточно большой. В частности, в третьем квартале 2017 года серьезный рост таких выступлений связан с большим количеством демонстраций обманутых дольщиков. Сейчас они выходят в топ по социально-экономической проблематике. Также высоким остается протестный потенциал водителей-дальнобойщиков. В разных регионах страны выражают недовольство фермеры, пытающиеся объединяться. Например, сейчас активные протесты имеют место не только в Краснодарском крае, но и в Омской области.
На фоне роста невыплаты зарплат почти в три раза (по сравнению с первым кварталом), увеличивается и число трудовых конфликтов. И это точно сезонностью не объяснишь. Это, кстати, можно считать и ответом президенту РФ, который недавно провел совещание, в том числе, и на эту тему… Думаю, через пару-тройку месяцев мы можем получить серьезный рост протестов и в этой сфере.
— Какие еще причины роста социальной напряженности вы можете назвать?
— Я бы еще сказал о тенденции накопления эффекта от кризиса (2014—2015 годов). Дело в том, что его почувствовали не сразу и не все. О нем много говорили, все начали затягивать ремни, были панические настроения, но по кошельку и по социальному положению людей так сильно тогда он еще не ударил. Сейчас обычный потребитель постепенно подходит к критической черте. Это подтверждается и нашими, и не только нашими исследованиями, когда, в частности, рассчитываются и реальная заработная плата, и цены. Последние годы негативные изменения накапливались — доходы не росли, расходы увеличивались, причем весьма серьезно. Это начинает сказывать на разных сферах жизни людей. Из-за того, что народ беднеет, разоряются и предприниматели.
Отсюда возникает недовольство бизнесменов, которые обращают внимание на высокие налоги, поборы, административные барьеры, на все, что им мешает жить. Вообще, в этой среде виден высокий уровень недовольства политикой страны, например, санкциями, потому что они оказали негативное влияние на предпринимательский сектор.
На кризис начинает реагировать и элита. Да, представители крупного бизнеса не обеднели, многие, наоборот, даже нарастили доходы, или обеднели условно, что-то потеряли, но при этом остались вполне состоятельными людьми. Однако и они изменили свое экономическое поведение. Если раньше они вкладывали деньги в производство, то теперь эти деньги оттуда уходят и переводятся в тот сектор, который в наименьшей степени подвержен кризисам. Наоборот, колебания валютных курсов, цен на нефть приводят к тому, что тут выгоднее зарабатывать. И вот мы наблюдаем такие ситуации, когда крупные олигархи банкротят свои предприятия, причем делая это грубо, кидая людей, оставляя их без зарплаты и выводя деньги. Это тоже последствия кризиса.
Например, система «Платон» — тоже порождение кризиса, попытка собрать дополнительные деньги с мелких предпринимателей — дальнобойщиков. То, что делает крупный бизнес в отношении фермеров, в отношении дольщиков — тоже прямое следствие экономического кризиса.
— Какова во всем этом роль государства, на ваш взгляд?
— Проблема не только в кризисе, а и в том, как с ним работает государство. А работает оно с ним безобразно. Во-первых, у нас нет никакой антикризисной повестки, нет поддержки ни потребителя, не предпринимателя, за исключением крупных потребителей и банков. Банки деньги получают, а предприятия — нет. Малый и средний бизнес также почти не получают никакой поддержки. Потребитель никак не защищен от роста цен.
В принципе, государство у нас просто плывет по течению, ждет, когда подорожает нефть. Но и когда возникает конфликт, то с ним государство тоже работать не умеет. Многие протесты можно было бы погасить в самом начале, когда долги, например, еще не накопились и предприниматель еще не успел закрыть предприятие.
В большинстве случаев государство бездействует. Нередко мы подозреваем коррупционный сговор, когда предприниматель работает в тесной связке с местной властью, которая его покрывает…
В частности, это можно сказать о ситуации с долгами по зарплате шахтерам в Ростовской области. Местная власть, пока там копились долги, длительное время бездействовала. Причем долги копились не только по зарплатам, но даже по налогам. Потом она начала вяло реагировать. Эта неспособность работать с социальными проблемами, попытки решить их силовыми методами, посадкой активистов или развязыванием против них информационных войн, еще больше подстегивает конфликты в стране.
— Наибольший прирост протестной активности в стране дали социально-экономические проблемы. Чем вы это объясняете?
— Все, о чем я сейчас говорил, и порождает социально-экономические протесты. Часть причин обусловлена кризисом и разорением. Второй блок причин вытекает из неэффективности государства, из его неспособности выполнять свои функции. Еще одна причина — высокая коррупция. Фермерский протест во многом обусловлен этим — изъятием земли, урожаев, созданием монополий при негласной поддержке государства — это прямое порождение коррупции. Тот же протест дальнобойщиков из-за введения системы «Платон» тоже связан с введением незаконных налогов на и без того небогатых людей.
— Как вы считаете, можно ли говорить о некой тенденции роста протестов и перспективе перехода увеличения их количества в некое новое качество?
— Я пока не вижу, чтобы возникало какое-то объединение протестов в стране. Попытки к этому предпринимались, но для того, чтобы объединяться, нужно иметь общую повестку. Но это на самом деле возможно только на основе политических требований общего плана. Пока нет политических требований, объединение разрозненных социальных протестов не может выходить за рамки своих отраслей, сегментов. Есть попытки объединения дальнобойщиков, дольщиков, трудовых коллективов. Но они не проводят каких-то общих, всероссийских акций, это все равно разделенный протест. Политизация этих процессов идет достаточно медленно. Люди боятся заявлять политические требования. Потому что как только доходит до политики, тут же начинает маячить фигура того или иного правоохранителя, активисты могут и пострадать. Где-то их могут оштрафовать, а где-то и возбудить дело…
Кроме того, люди, решив свою конкретную проблему, уже не готовы говорить о политике. Люди у нас в этом плане не так легки на подъем. Политическая культура у нас не ориентирует их на активные действия, этого никогда не было.
В то же время постепенная политизация есть, недовольство в стране нарастает, люди в регионах много плохого говорят о правительстве и даже о президенте, но пока это не перерастает в какую-то активную фазу. Мне кажется, рано говорить, что этот процесс уже начался. Революционных, радикальных настроений в стране пока немного. Будет ли накопление этой массы критических настроений — зависит от того, как власть будет дальше себя вести. Очевидно, что в ближайшее время экономика у нас не восстановится.
Перейдут ли критические настроения в новое качество — это зависит, как говорили идеологи революции, от нашего политического самосознания. Тогда, возможно, люди осознают, что они не могут не ставить политические вопросы. Для этого желательны институты партийного, профсоюзного типа, которые могли бы организовать и объединить. К сожалению, у нас это поле довольно серьезно зачищено. Пока нет никого, кто бы работал с этой повесткой. Навального мы сейчас не берем, потому что эти ребята работают на себя. Они создают штабы, а не партии. А это разные вещи.
— На публикацию вашего доклада о росте протестов в России отреагировали уже многие. В том числе, пресс-секретарь президента РФ Дмитрий Песков. По его словам, рост социальной активности россиян связан с предвыборным годом. Что вы можете сказать по этому поводу?
— Песков отметил, что сам доклад ЦЭПР он еще не видел, но я бы сказал, что такие документы лучше читать, потому что в них, в том числе, говорится о причинах протестов, которые связанны и с недостатками работы власти, в том числе. Речь идет о том, что многие проблемы, из-за которых люди участвуют в акциях протеста невозможно решить без участи власти. Поэтому не стоит успокаиваться, как только выясняется, что люди выступают не против президента, а за свои социально-экономические права. Это не менее опасно для власти и этим надо заниматься.