«Раньше они нас резали, а теперь работать к нам едут»
Отношения украинцев и поляков никогда не были простыми: от любви до ненависти здесь всегда было полшага. Один из самых спорных моментов совместной истории — Волынская резня: геноцид поляков, устроенный в годы Второй мировой войны украинскими партизанами. По сей день этот эпизод вспоминается каждый раз, когда речь заходит об истории соседних народов.
«Он надеялся, что родственники-украинцы его защитят. Но когда его пришли убивать, то семья об этом даже не узнала (…). Он был на улице, к нему просто подошли и разрубили голову топором. Зашли в дом — в постели спала жена. Когда ее ударили топором по голове, то мальчик — ему было девять-десять лет — подскочил и начал кричать: «Степан, не убивай меня! Я тебе хлеба дам!» Видимо, он был знаком с убийцей, знал его имя. А тот взмахнул топором — и мальчик рухнул на пол», — сегодня страшные воспоминания очевидцев, переживших Волынскую резню, не дают забыть о тех преступлениях ни Варшаве, ни Киеву.
С 1921 по 1939 годы западная Волынь с преобладающим украинским населением входила в состав Польши. При этом власти страны в открытую проводили политику ассимиляции украинцев: массово закрывали православные церкви, раздавали волынские земли польским ветеранам войны. Украинцев не брали на престижную работу — они почти официально были людьми «второго сорта».
Во время Второй мировой волынские крестьяне с лихвой отплатили своим мучителям: в это время нацисты контролировали только волынские города, а в окрестных лесах действовала полубандитская вольница: «бандеровской» Украинской повстанческой армии (УПА), боевиков польской Армии Крайовой (подчинявшихся правительству Польши в изгнании) и красных партизан. При этом украинские партизаны не были едины — бандеровцев УПА, например, не признавал полевой командир Тарас Боровец, известный под псевдонимом Тарас Бульба, создавший собственную организацию «Полесская сечь».
Причем тот же Тарас Бульба сотрудничал с немцами, но отказался участвовать в карательных операциях против евреев. Местные поляки и солдаты Армии Крайовой скорее сочувствовали СССР, а украинские националисты — немцам. Так, например, в местную полицию гитлеровцы набирали в основном украинцев, но не поляков.
С 1943 года УПА начала массовое уничтожение польских деревень. Тарас Бульба, кстати, эту акцию осудил. При этом сознательно делалась ставка на устрашение: то есть требовалось убивать и женщин, и детей, чтобы вынудить всех поляков покинуть Волынь, — так началась «волынская резня». В ответ солдаты Армии Крайовой провели ответные акции против украинцев.
По последним данным, в Волынской резне погибли около 50 тысяч человек, в основном поляки. Польский сейм квалифицирует Волынскую резню как «геноцид, совершенный украинскими националистами в отношении граждан Второй Речи Посполитой в 1939-1945 годах». Лидеры украинских националистов Степан Бандера и Роман Шухевич признаны в Польше государственными преступниками.
Во времена Киевской Руси Владимир-Волынский был столицей Галицко-Волынского княжества — одного из самых могущественных государств восточных славян того времени. По своей древности этот город может соперничать с Киевом, Владимиром и Великим Новгородом.
В городе и сегодня сохранились великолепный Успенский собор XII века и несколько шедевров православной архитектуры более поздних веков. Кстати, «Волынским» город стал называться только после присоединения к Российской империи, чтобы избежать путаницы со знаменитым «тезкой».
Впрочем, сейчас от былой славы в городе осталось не так уж и много. Сегодня 40-тысячный Владимир-Волынский — олицетворение западной украинской провинции. По сравнению с соседней Львовской областью и Закарпатьем, здесь практически нет зарубежных туристов, и город выглядит очень провинциально.
Местная архитектура представляет собой причудливую эклектику из древних православных соборов, польских костелов, советских хрущевок и преобладающей частной застройки.
Местные жители, хоть и очень приветливы, просты до невольной грубости и в этом напоминают донбасцев, несмотря на то, что говорят исключительно на украинском. Во время Второй мировой войны именно в окрестностях этого древнего города УПА проводила наиболее масштабные этнические чистки поляков. Увы, в центре города поставлен памятник бойцам УПА, но отнюдь не их жертвам.
Для того чтобы понять «польскую точку зрения», я решил посетить местный католический собор. Службу здесь ведет гражданин Польши — заросший бородой монах Лешик. «Чистых поляков на Волыни уже практически нет, а вот полукровки остались. Именно они и приходят к нам. Обычно на службу собирается около 70 человек, а по большим праздникам, Рождество или Пасху, до нескольких сотен», — рассказывает мне ксендз.
Пан Лешик категорически отказывается обсуждать со мной тему Волынской резни: «Вы поймите, это уж слишком деликатная тема. Мне как священнослужителю и к тому же иностранцу ее лучше не касаться. Вот, лучше возьмите в подарок шоколадное яйцо, я его из Польши привез».
К слову, позднее выяснилось, что осторожность проявлял не только господин Лешик, но и другие поляки, живущие на Волыни. Так, Марек Запур, вице-консул Польши в городе Луцке, согласился говорить со мной только не под запись: «Вы поймите, здесь слишком большая смена кадров. Я не хочу лишиться места из-за одного неверного слова». Я ответил ему, что понимаю: помню, что недавно был скандал с каким-то польским вице-консулом, заявившим, что Львов был польским городом.
«Это как раз был я. Меня спровоцировали. Я на самом деле лишь сказал, что до Второй мировой войны во Львове жили в основном поляки. Но это же общеизвестная истина, а ее представили так, что я считаю Львов польским городом», — признался Запур.
Еще больше удивил меня главный председатель общества поляков Волынской области Валентин Вакулюк. По его мнению, главная проблема не в украинцах и поляках, а в России, которая издавна пытается покорить как Польшу, так и Украину. При этом, в отличие от польского сейма, господин Вакулюк категорически отказывался признать ответственной за геноцид УПА, так как он «не историк». То, как вел себя «главный поляк Волыни», очень напоминало мою беседу с одним львовским раввином, утверждавшим, что евреи и бандеровцы жили душа в душу.
Когда я рассказал своим местным знакомым о необычных взглядах главного волынского поляка, они ничуть не удивились. «Если бы Вакулюк клеймил УПА… В тюрьму бы не посадили, а вот кинуть камень в окно, напугать детей вполне бы могли», — рассказали они. Впрочем, один из прихожан костела города Владимира-Волынского, 60-летний программист Роман, ругать УПА не побоялся. Выяснилось, что Роман поляк лишь на четверть: его дед был женат на польке. Во время войны деду регулярно подкидывали записки: «Убей свою жену». Напряженные отношения с местными у бабушки Романа сохранялись и в советское время.
«Хотя бабушка и жила в деревне, она всегда подчеркнуто одевалась как городская. В перестройку, когда с продуктами было совсем худо, моя бабушка, нарядившись, пришла в сельпо, где уже стояла длинная очередь за хлебом. «О, наша польская пани пожаловала!» — стали иронизировать из очереди. «Я-то пани, а вы как были крестьянками, так ими и остались!» — парировала бабушка», — поделился Роман семейной историей.
Впрочем, сам он с национальной проблемой никогда не сталкивался: «Это было характерно для людей военного поколения. Чем меньше их остается в живых, тем меньше взаимного недоверия между поляками и украинцами». Он привел пример: во время войны недалеко от города немцы построили концлагерь для советских военнопленных. Еще лет двадцать назад туда регулярно приезжали родственники погибших, на братской могиле концлагеря всегда стояли цветы, а сейчас это место почти заброшено. То же самое происходит и с волынской трагедией — все большего числа ее очевидцев уже нет в живых, а молодежи эта проблема неинтересна.
В то же время, как утверждает Роман, сейчас Волынскую резню вновь пытаются использовать и в Польше, и на Украине, но уже как искусственно раздуваемую политическую проблему. Кстати, даже при потере интереса к ней полностью забыть о резне просто нереально. Так, в 1944 году всех волынских поляков депортировали в Польшу, а в их дома заселили украинцев из Польши — с тех пор там живут их потомки.
«Польская тема будет еще долго напоминать о себе. Так, например, мои родители живут в бывшем польском селе. От поляков здесь сохранилось многое: колодцы, яблоневые сады. Часто, копаясь в огороде, мы находим какие-то предметы, оставленные бывшими хозяевами. Но я не считаю, что в произошедшем виноваты украинцы. Бабушка мне рассказывала, что сначала они жили с поляками очень дружно, ну а потом Москва решила нас искусственно рассорить, применив свой излюбленный прием «разделяй и властвуй»», — рассказала мне 40-летняя продавщица из Владимира-Волынского.
Недалеко от Владимира-Волынского находилось польское село Островки, дотла сожженное бойцами УПА во время войны. Сейчас на месте деревни осталось лишь поле, а захоронения погибших поляков и монумент в честь жертв УПА находятся на бывшем сельском кладбище.
Когда я приехал туда, то с удивлением обнаружил рядом с ним живущих в палатках поляков. Старшим у них оказался заведующий отделом поиска захоронений польского Института национальной памяти из города Люблин Леон Попек. Он встретил меня очень приветливо — поздравил с православной Пасхой и провел небольшую экскурсию по кладбищу, показав в том числе и могилу своего деда.
Интересно, что на кладбище есть могила польских солдат и красноармейцев, погибших в боях с друг другом в 20-е годы прошлого столетия. «Мертвые все равны, поэтому и польских солдат, и красноармейцев мы похоронили вместе, поставив по кресту и тем, и другим», — рассказал мне ученый.
В общем, мое общение с польским активистом проходило очень хорошо, но ровно до того момента, как я начал фотографировать палатки поляков. Мои новые знакомые были этим очень недовольны, а Леон Попек даже вспомнил русский и сказал, что я им оказываю «медвежью услугу». И как не слишком охотно объяснили мне поляки, работают на кладбище они «не совсем официально».
Дело в том что эксгумацию поляков и заботу об их памятниках курирует украинский Институт национальной памяти. Этот институт, взявший на себя, по сути, функции министерства культуры, был создан по инициативе бывшего украинского президента Виктора Ющенко «для воссоздания справедливой истории украинской нации» и «формирования и реализации государственной политики в этом направлении».
С 2016 года на Украине Институтом национальной памяти запрещена эксгумация захоронений поляков, а также уход за их могилами. С точки зрения Киева, это «ответная мера» на демонтаж памятника УПА в польском селе Грущевицы. Сначала памятник там просто уничтожили местные власти, а через год местные археологи провели эксгумацию и пришли к выводу, что в могиле похоронены не бандеровцы. Что интересно, поляки не против могильных плит на захоронениях бандеровцев, но не соглашаются на мемориалы УПА. В Польше это выглядело бы так же дико, как памятники нацистам в СССР.
Надо сказать, что предвзятость в работе украинского Института национальной памяти проявляется очень четко — он интересуется лишь «идеологически выдержанными покойниками». По словам председателя общества поляков Украины Владислава Зварича, он рассказывал местным ученым о ветхих могилах советских воинов Первого украинского фронта в Венгрии, — среди них большинство были украинцами. «Мне прямо ответили: «Да, это украинцы, но это червонные украинцы, то есть неправильные»», — жалуется он.
Еще один пример: украинский военный Вадим Дорофеенко занимался поисками останков советских воинов, а на их могилах ставил «звезды». Возник скандал: Дорофеенко обвинили в нарушении закона о декоммунизации. Правда, «виновнику» удалось доказать, что закон о декоммунизации не распространяется на захоронения, но паспорт на «идеологически невыдержанные» захоронения ему не дают. Это означает, что могилы не включены в официальные реестры — и их безнаказанно может разрушить любой желающий.
Для полноты картины следует отметить, что Украина сохраняет преимущественно памятники погибшим во Второй мировой войне, но их «деидеологизируют». Так, например, памятники советским воинам считаются «крамольными», и их убирают — шуму наделал и незаконный снос памятника Георгию Жукову в Харькове. Впрочем, случаются и исключения: так, в одном из закарпатских сел перед советским памятником солдатам Красной армии поставили большой крест и тем самым спасли его от уничтожения.
Из Владимира-Волынского я отправился в соседний польский городок Хелм (Холм). Город был основан в XIII веке князем Даниилом Галицким как резиденция правителя Галицко-Волынского княжества. После смерти Даниила в 1264 году Холмщина была поделена между его сыновьями, затем внуками. Холм упоминается в летописном «Списке русских городов дальних и ближних». Это был центр граничащей с Волынью исторической области Холмщина, где до 1944 года проживало значительное количество украинцев.
«С 1944-го по 1946 год из Холмщины насильно на Украину было выслано 530 тысяч украинцев. Еще 150 тысяч уже в послевоенные годы было депортировано в ходе операции «Висла» на запад Польши», — рассказывает мне переселенец из Польши, почетный председатель общества «Холмщина» Волынской области Николай Онофрийчук.
Он, кстати, не считает волынские события геноцидом поляков. «Это просто чушь. Убивали обе стороны. У нас на Холмщине поляки разрушили 213 сел. Польские бандиты врывались в наши села, наставляли пистолет на лоб и заставляли креститься. Если человек крестился как православный, то его убивали», — поведал он.
Сейчас Хелм выглядит небольшим типичным польским провинциальным городом, но напоминания о былом присутствии украинцев здесь все же есть. Так, например, я остановился в гостинице Кozak. Выяснилось, что это просто фамилия хозяина отеля, у которого есть очень далекие украинские корни. Впрочем, полностью о связях со своей исторической родиной владелец гостинцы все же не забывает: так, в столовой отеля висят портреты украинских казаков. Есть в Хелме и достаточно внушительная православная церковь. Ее священник отец Иоанн родом из польского Белостока, в окрестностях которого немало белорусских сел.
Как мне признался отец Иоанн, в его семье общались на странной смеси из белорусских, польских и украинских слов. По словам священника, сейчас в Хелме осталось только 120 украинских семей, но в городе очень много мигрантов с Украины. «О волынской трагедии поляки, конечно, помнят. Например, около вокзала стоит памятник жертвам Волынской резни, и в годовщину трагедии у него собираются несколько сотен людей», — рассказывает мне отец Иоанн.
В то же время он уверен, что несмотря на волынские события, к украинцам в Польше относятся вполне доброжелательно: «Подавляющая часть поляков не винит в трагедии всех украинцев. Я часто посещаю студенческие общежития, где живут приезжие с Украины. Ребята живут с поляками очень дружно. Национальность здесь никого не волнует».
В целом мне показалось, что мнение священника соответствует действительности, хотя и с некоторыми несущественными оговорками. Украинские студенты хелмского кулинарного колледжа признались: на переменах им запрещают говорить по-украински, якобы чтобы они совершенствовали свой польский.
От самих «заробитчан» мне приходилось слышать, что поляки не любят, когда к ним обращаются на украинском: лучше говорить на ломаном польском или английском. Но в общем, по моему мнению, в Польше к мигрантам относятся «по-западному»: то есть гораздо терпимее, чем в России.
Что касается волынской трагедии, для большинства жителей Хелма она уже совсем не актуальна. Практически никто в городе не смог объяснить мне, где находится памятник жертвам резни. Более того, сотрудница местного краеведческого музея уверяла меня, что такого памятника просто нет — тем не менее он существует и даже содержится в идеальном состоянии.
В свое время предводитель иранской революции аятолла Хомейни выделял трех «шайтанов»: «Большой шайтан» — США, «средний шайтан» — СССР и «малый шайтан» — Израиль. С некой натяжкой можно пошутить, что «Большой шайтан» для Польши — это Россия, а «малый» — Украина.
О былых войнах как с Украиной, так и с Россией в Польше прекрасно помнят. Например, здесь популярен такой анекдот: «Поляка спросили, что он думает о ближневосточном вопросе. Он подумал и ответил: «Ну, Киев мы уже однозначно потеряли, а вот за Львов можно еще и побороться»».
Однако сегодня большинство поляков воспринимают Россию гораздо более значительной угрозой, нежели Украину. Поэтому с самого начала Майдана в Польше однозначно поставили на «революцию достоинства» — ее поддерживали, пожалуй, все телеканалы страны. Сегодня Польша и прибалтийские страны — наиболее преданные союзники Украины в борьбе с «российской агрессией». Но постепенно симпатии к «свободной демократической Украине», борющейся против «страшной России», начинают давать сбои.
Так, в Венгрии и Румынии вызвали крайне негативную реакцию законы об образовании и языке, напрямую ущемляющие права украинских венгров и румын. Поляков же на Украине практически не осталось, так что эти украинские законы в Польше восприняли относительно равнодушно, однако в этой стране вызывает резкое недовольство возвеличивание на Украине украинских националистических организаций, повинных, по официальной формулировке Варшавы, в геноциде жителей Польши.
В этой ситуации многие в стране начинают задумываться, всегда ли верно выражение «враг моего врага — мой друг»? Не исключено, что скоро в справедливости этой фразы в европейских столицах начнут сомневаться.
Деятельность Украинской повстанческой армии (УПА) запрещена в России.
Вернуться назад