«Авторитаризм создан искусственно — в нем многое держится на принуждении и страхе»
«Авторитаризм создан искусственно — в нем многое держится на принуждении и страхе»
Что остановит произвол силовиков в России и являются ли QR-коды нарушением прав человека
В России сегодня, 12 декабря, отмечают День Конституции, в которую в прошлом году были внесены поправки. Одна из главных — обнуление президентских сроков, что позволит Владимиру Путину вновь участвовать в выборах в 2024 году. В интервью Znak.com доктор юридических наук, член Московской Хельсинской группы Илья Шаблинский рассуждает о формировании в России режима, при котором власть главы государства ничем не ограничена, о произволе силовиков, зависимости судов от исполнительной власти и о том, насколько допустимо в пандемию коронавируса ограничивать права граждан с помощью QR-кодов.
Наиль Фаттахов / Znak.com
«Авторитаризм не обусловлен нынешней Конституцией. Конституция была использована для выстраивания авторитаризма»
— Илья Георгиевич, недавно исполнилось 85 лет со дня принятия «сталинской» конституции 1935 года. Она была довольно демократичной — был введен принцип всеобщего, равного и прямого избирательного права при тайном голосовании, провозглашались свобода совести, слова, печати, собраний и митингов. Ее сменила конституция брежневская в 1977 году. Пример «сталинской» конституции напоминает нам, насколько далеки друг от друга могут быть текст закона и его реализация. Соблюдение сегодняшней конституции тоже, мягко говоря, далеко от оригинала на бумаге. Видите ли вы здесь какие-то политико-культурные закономерности, присущие российской истории?
— «Сталинская» конституция была сугубо декоративной, и именно такой и была ее роль в государстве. В сущности, это была декорация, ярко раскрашенная ширма, прикрывавшая массовые расстрелы. Нынешняя Конституция не столь декоративна, она в меньшей степени имитирует действительность, нежели «сталинская». Там закреплены кое-какие нормы и правила, которые все же реализуются. Например, есть норма о свободе массовой информации, и, действительно, существуют десятки СМИ, интернет-ресурсов, которые могут критиковать власть — более-менее осторожно. То есть, существует какая-никакая, а свобода слова, полемика, столкновение мнений. Или, скажем, гражданин Российской Федерации не может быть лишен гражданства, земля может находиться в частной собственности и так далее. И это, действительно, так. В советских конституциях этого не было. Это значит, что все-таки некоторые изменения за последние 80 лет произошли. Некий тренд все же обозначился. Другое дело, что любые изменения в нашей стране происходят очень медленно. Чтобы чего-то дождаться, нужно здесь долго жить. А можно и не дожить.
— Конституция принималась после событий октября 1993 года. Это обуславливает наличие у президента избытка полномочий, последствия чего мы пожинаем сегодня. Но, может быть, это органично и эффективно для управления Россией — реальные условия «подредактировали» Конституцию?
— Да, изначально Конституция 1993 года давала основу для усиления власти президента. Но именно основу. На этой основе политическая жизнь могла сложиться по-разному. Но примерно с 2003–2004 годов у нас начал формироваться авторитарный политический режим. То есть режим, в котором власть главы государства не ограничена ничем. И вот, к началу третьего десятилетия нынешнего века он практически сформирован. По моему мнению, это все же искусственная конструкция. То есть, в нем очень многое держится на принуждении и страхе. В частности, на фальсификациях в ходе выборов.
При этом у нас есть различные общественно-политические силы, и между ними могла бы быть реальная политическая конкуренция. И я уверен, что нам все же нужна конкуренция, а не монополия одной группы. Я был наблюдателем, наверное, на всех выборах и на последних тоже. То, что есть сейчас в Госдуме, — это, по-моему, результат манипуляций. Сегодняшний расклад сил в нашем парламенте не соответствует общественным настроениям. По-моему, если бы выборы были честными, «Единая Россия» получила бы, думаю, какую-то немалую долю голосов консервативных избирателей, но, возможно, не получила бы даже парламентского большинства. А ее нынешнее количество мест — это нечто искусственное. Впрочем, тут нет ничего необычного. При любом авторитарном режиме парламенты формируются под первое лицо государства.
— Как нужно переписать статью о разделении президентской и законодательной властей, чтобы достичь оптимальной формы правления?
— Я думаю, политическому развитию нашей страны уже соответствует положение, требующее того, чтобы кандидатуру на пост председателя правительства предлагало парламентское большинство. Пожалуй, это было бы для России уже и органично, и нормально. Это повысило бы авторитет парламентских выборов в глазах населения. При этом фигура президента, конечно, сохранилась бы. Он назначал бы председателей правительства, но из тех кандидатур, которых порекомендует парламентское большинство. Скорее всего, при любых конституциях президент сохранил бы свои полномочия в сфере международных отношений и статус главнокомандующего.
К этому Россия была готова еще в начале прошлого века, об этом русские конституционалисты спорили еще тогда. Потом была великая заморозка политических процессов в условиях большевистского режима, и наша страна в течении почти семи десятилетий жила в условиях политической монополии. Из этого состояния мы начали выходить в конце 1980-х годов, но создание полноценного демократического механизма оказалось непростой задачей. И решалась она в процессе острой конфронтации крупных политических сил. Конституция, которая в итоге родилась, оказалась плодом не компромисса, но политической схватки и, как ее результат, доминирования одной группы.
— То есть наш сегодняшний авторитаризм вытекает из несовершенства нашей конституции?
— Родовая травма конституции (по выражению Михаила Краснова) обусловила некоторые ее не самые удачные нормы. Например, порядок назначения председателя правительства, при котором президент может при трехкратном отклонении Думой предложенных им кандидатур, назначить все равно, кого захочет, и распустить Думу. Право президента отправлять правительство в отставку по собственной прихоти — это норма из того же ряда. Невыборный Совет Федерации. Норма, дающая возможность Думе выразить недоверие правительству только ценой риска быть распущенной. И так далее.
Ряд полномочий президента действительно обусловлен тем, что президентская сторона вышла победителем в том противостоянии 1993 года. Это, конечно, затруднило выстраивание полноценной демократии. Но все же в течение еще десятилетия государство пыталось следовать основным демократическим принципам, закрепленным в двух первых главах Конституции.
Если вы помните, при президенте Ельцине на парламентских выборах все три раза побеждали оппозиционные партии. Постепенно возникла весьма широкая свобода для СМИ и некоммерческих организаций. (Теперь эта свобода сузилась до узкого коридора — но мы и им должны пользоваться).
Более того, и суды, как выяснилось, могли быть реально независимыми. Например, в 1995 году судили генерала Валентина Варенникова, который участвовал в заговоре ГКЧП. Ельцин ожидал, что суд отправит его в тюрьму, а военная коллегия Верховного Суда его оправдала. Генпрокуратура тогда подала протест, но президиум Верховного Суда оставил в силе это решение. Борис Николаевич тогда негодовал. Но должен был смириться с этим. Верховный Суд принял тогда такое решение, потому что не боялся президентской власти.
Или другой пример. Когда Лужков был мэром Москвы и с кем-то судился, то в половине случаев он проигрывал. Московский суд принимал решения против мэра!
То есть, авторитаризм не обусловлен нынешней Конституцией. Конституция была использована для выстраивания авторитаризма — это так, но это уже другой вопрос. Но на основе нынешней Конституции можно было бы выстроить и честную конкурентную демократию.
Да, потом началось время контрреформ. Власть постепенно сконцентрировалась в руках главы государства. Думаю, что стратегия Путина включала и полный контроль над судебной властью. Контроль со стороны исполнительной власти. Для этого нужно было заново приучить судей бояться. Сегодня всего этого добиться удалось. И что дальше?
Не сомневаюсь, что авторитарный политический режим в России какому-то слою людей импонирует. Но не думаю, что большинству. В итоге он все же создан искусственно — путем консолидации самых консервативных, можно сказать патриархальных сил общества и путем силового устранения их оппонентов. Именно силового. Да, такой режим — это наша реальность, но думаю, что столь же реален запрос значительной части граждан на демократию. На независимые суды, на честные выборы, на свободные СМИ.
«Нужно отменить все поправки, которые ставят судебную власть под контроль исполнительной»
— Когда режим прикажет долго жить, то как нужно поступить с Конституцией в ее нынешнем виде?
— Мне нравятся первые главы нашей конституции, где закреплены основы конституционного строя и основные права человека. Думаю, их не надо трогать. Что касается поправок в Конституцию, то это — на усмотрение парламента в постпутинскую эпоху. Нужно будет либо просто полностью отказаться от тех поправок, которые вносились в 2008, 2013 и 2020 годах, либо разрабатывать новую конституцию.
Если вы спрашиваете все же именно меня о конкретных поправках в тот текст, что есть — то я бы вернул Совету Федерации полномочие по назначению генпрокуроров. Это было его важнейшее полномочие. Еще: сейчас, согласно путинским поправкам 2020 года, президент может инициировать отставку судей высших судов. Я полагаю, нужно в любом случае отменить все поправки, которые ставят судебную власть под контроль исполнительной.
— Говоря про суды, стоит вспомнить и про Конституционный Суд. Как вы оцениваете его роль, нужен ли он реально в том виде, который на сегодня есть?
— Конституционный суд после поправок 2020 года находится в еще большей зависимости от администрации президента, чем прежде. Теперь президент может инициировать отставку любого судьи. Но до того Конституционный суд, обладая чуть большей независимостью, чем другие суды, все же мог принимать весьма важные и полезные решения — когда граждане просили признать некоторые нормы законов неконституционными. Лично я настроен по-прежнему на то, чтобы подавать в Конституционный суд жалобы для защиты прав, хотя я понимаю, что теперь шансов меньше, чем раньше.
— Недавно демократ Стив Коэн и республиканец Джо Уилсон внесли в Палату представителей Конгресса США проект резолюции о непризнании Владимира Путина президентом России после 2024 года. Они уверены, что принятые поправки об обнулении неконституционны. Как нам к этому стоит относиться?
— Понятно, что эта резолюция, если она будет принята, может иметь лишь политическое значение. Не юридическое. Что будет означать ее принятие? То, что значительная часть политиков — не только западных — будет относится к Путину как к диктатору, с которым не стоит иметь ни экономических, ни политических дел. Ну, будут стремиться свести эти дела к минимуму. Держаться подальше. Для страны, для государства в целом — это плохо. Посмотрите, сколько уже мучается Россия с этим «Северным потоком». Вроде, он всем выгоден, но очень уж многие не хотели бы иметь дело с нашим государством. Про инвестиционный климат я уже просто не говорю, об этом и говорить как-то нелепо. Как это в целом отразится на экономике страны? Плохо отразится, да и уже отражается.
— Вы как юрист признаете ту версию конституции, которая есть сегодня, после всех поправок?
— Я законопослушный гражданин. Да, у меня может быть собственное мнение. Мне эти поправки, как я уже сказал, не нравятся, поскольку они, на мой взгляд, закрепляют полный переход к авторитарному режиму. Но они были приняты в соответствии с действующей Конституцией. Про «всенародное голосование», которое Конституцией не было предусмотрено, я просто не буду говорить.
«Когда суды станут независимыми от исполнительной власти, то вопрос о произволе силовиков уйдет сам собой»
— В обновленную Конституцию вместе с другими поправками была введена категория «публичная власть». 9 ноября 2021 года Госдума приняла в первом чтении проект федерального закона «Об общих принципах организации публичной власти в субъектах Российской Федерации». Как написал один из авторов этого законопроекта Павел Крашенинников: «Система региональных органов власти становится более универсальной и четкой, а также понятной для граждан. Появляется прозрачное распределение компетенции и разграничение ответственности, большая публичность и понятность действий властей, их ответственность перед гражданами». Что вы думаете по поводу «публичной власти», как на практике будет реализован этот принцип?
— В данном случае термин «единая система публичной власти» используется как эвфемизм. Он заменяет некий другой смысл. А заключается он в том, что происходит полное подчинение местного самоуправления государственной власти. У нас местное самоуправление и так было подчинено региональной власти. Но всегда была дискуссия: развивать местное самоуправление, давать ему дополнительные экономические возможности или же просто сделать его нижним этажом государственной власти. Решили пойти по второму пути. Поэтому повсеместно отменили выборы мэров — это значит, что они зависят только от своих начальников, а не от граждан. Это называется господство государственной бюрократии. Но я считаю, что для нашей страны полезнее развивать местное самоуправление.
Я сам живу в маленьком городе, у нас здесь есть как бы самоуправление, которое на самом деле является карманным органом администрации Московской области.
И мы, жители, ничего не можем с этим сделать. Мы, например, возражали против точечной застройки, пытались вносить свои предложения, проводили собрания, но все зря. Нас просто игнорируют. Теперь закрепят такое отношение к местным жителям через закон.
Но в целом, я думаю, проблемы местного самоуправления даже не в этих поправках, а в гражданской активности. Граждане должны интересоваться выборами, понимать, что изменения зависят от них самих, и соответственно добиваться прямых выборов мэров и городских советов.
— Говоря про активность граждан, стоит вспомнить, что в прошлом году именно эти граждане проголосовали за поправки в Конституцию на пеньках и во дворах. Не свидетельствует ли это о том, что в общем-то россияне проголосуют за все, что им подсунут — главное сделать привлекательной обертку, нанять актеров, мобилизовать и простимулировать бюджетников. То есть по большому счету населению все равно, что там написано в Конституции. Что думаете на этот счет?
— Здесь нет ничего особенного. Значительный слой нашего общества (но не все общество) ведет себя примерно так же, как подобный слой в других экономически слабых странах, где, как правило, не очень развито гражданское общество, или его значительная часть очень консервативна или боязлива. Примерно также себя вело себя большинство граждан, например, Филиппин или Индонезии, до того, как там были свергнуты диктатуры. Но, как правило, этот слой и страдает из-за действий власти первым.
Опыт других стран нам показывает, что такая картина не может сохраняться вечно или сколь угодно долго — ну, вот самые долговечные диктатуры продержались порядка 30 лет. Затем подобные режимы разрушаются в силу различных причин. Крайний возраст диктаторов, которым удавалось сидеть на своем «троне» максимально долго, — 76-78 лет. Ну, я вынесу за скобки Зимбабве, можно? И как только появится возможность для свободного волеизъявления, та часть населения, которая все время голосовала, как прикажут, радостно проголосует за каких-то новых акторов, которые появятся на политическом поле.
— Ваш коллега, тоже юрист, и один из авторов первого законопроекта «О Конституционном суде РСФСР» Сергей Пашин заявил в одном из интервью: «Самое главное — это карательные органы, которые не были затронуты никакой конституцией: ни сталинской, ни брежневской, ни ельцинской. Если опричники останутся прежними, будут заседать на Лубянке, творить свои дела, то на самом деле ничего не изменится ни при какой Конституции». Возможно ли в будущем на уровне Конституции сделать заслон на всевластие силовиков, их постоянные поползновения в сторону монополизации власти, очевидную избыточность в политических и общественных делах?
— Нужно, как я уже сказал, усиливать роль судов. Сейчас она предельно ослаблена. Когда суды станут независимыми от исполнительной власти, то вопрос о произволе силовиков уйдет сам собой. Сергей Анатольевич Пашин много сил отдал как раз усилению судебной власти. Кроме того, необходимо добиваться реального парламентского контроля. Сейчас ничего этого нет. Силовики во всех странах более-менее одинаковые, не стоит демонизировать только наших. Но там, где есть контроль со стороны общества, главенствует закон, суды независимы, у силовиков уже меньше возможности творить произвол.
— И последний вопрос, который волнует людей даже далеких от вопросов конституции и политики. Сейчас на повестке введение QR-кодов. Разгорелась дискуссия среди юристов: нарушают они конституционные права человека или нет. Вы что скажете на этот счет?
— Требование QR-кодов для использования общественного транспорта, других общественных мест конечно, ограничивает права граждан, это факт. Если это ограничение будет введено законом, наверное, оно будет соответствовать статье 55 Конституции РФ. В целом, я считаю допустимым ограничение таких прав в период пандемии. Других способов бороться с массовым заражением пока не придумали. Но во всяком случае, этот закон нужно обсудить детально и прислушаться к его противникам, например, из КПРФ, если говорить о политических силах. Если у миллионов людей не будет этих кодов, ну, фактически, не будет, как прикажете им добираться до работы? При этом я понимаю, что ситуация серьезная. Спуститесь в метро — половина находящихся там либо без маски, либо маска под подбородком. И люди продолжают заражаться друг от друга.
Вернуться назад