Историк рассказал, как День Народного единства победил 7-е ноября
День Народного Единства — странный праздник. Настолько странный, что даже праздником его хочется называть исключительно в кавычках. Для многих обитателей Москвы, которые не вышли этническими признаками, чтобы походить на потомков Минина и Пожарского, этот день вообще — «праздник» с обратным знаком, потому что 4 ноября себя вольготно ощущают националисты всех мастей. Но и для подавляющего большинства россиян день 4 ноября остается «посторонним» их уму и сердцу.
В этом нет ничего необычного. В тех же США в День независимости многие ультраправые группировки выходят с демонстрациями, но это никак не мешает респектабельным людям в галстуках отмечать праздничную дату, говорит историк Александр Фоменко.
«В России националисты себя так вольно чувствуют в этот день потому, что это им позволяет делать государство. Оно слишком формально или прохладно участвует в собственном празднике, оставляет вакуум, который неизбежно заполняется „снизу“. Так что это претензии не к националистам, а к государству», рассказал «Ридусу» Фоменко.
В народном сознании укоренилось убеждение, что День народного единства был придуман лишь с одной целью: переключить внимание населения, привыкшего праздновать в эти дни очередную годовщину Великой Октябрьской революции 1917 года, на другой более безобидный праздник.
«Я с такой трактовкой категорически не согласен. Когда за то, чтобы выбрать эту дату общегосударственным праздником, голосовали в Госдуме, шел 2004 год и празднование 7 ноября было уже не актуальным, чтобы его искусственно вытеснять каким-то другим праздником. Ставилась задача — найти дату, которая могла бы служить именно общегосударственным — то есть объединяющим, а не разделяющим народ — праздником. И годовщина Октябрьской революции, и ельцинский День „независимости“ России непонятно от кого, общество не объединяли, а разделяли. Потому мы с коллегами по блоку „Родина“ голосовали за утверждение 4 ноября такой датой», — вспоминает историк.
Даже профессиональные историки по-разному трактуют события ноября (октября) 1612 года. Соответственно, часто можно слышать, что в связи с этим стоило бы взять за основу для праздника какое-нибудь более четко прописанное в истории событие.
«А какое событие четко прописано в истории? В истории России было немало других периодов, не менее значимых, чем окончание Смутного времени. Взять ту же Отечественную войну 1812 года. Но там непонятно, что считать особой датой? Уход Наполеона из Москвы? Битву при Березине? Взятие Парижа? А 4 ноября 1612 года — четко зафиксированная дата», настаивает Фоменко.
Причем речь о подмене одной даты другой совсем не идет, продолжает он.
«Надо понимать, что во многих странах государственные праздники отмечаются в дату, выбранную в той или иной степени искусственно. В монархиях это обычно день рождения монарха, в республиках тоже выбирается какая-то более-менее яркая дата, причем не всегда исторически оправданная. Возьмите День взятия Бастилии во Франции. Ну какой это праздник, если вспомнить историю? На момент взятия Бастилии в ней содержалось семь (!!!) человек и из них ни одного, как сейчас бы сказали, политического заключенного. Эта революция привела к тому, что в ходе продолжавшихся несколько десятилетий гражданских войн во Франции погибло людей больше, чем в процентном отношении погибло в России в Гражданскую войну. И ничего — французы радостно отмечают этот день два столетия, мало задумываясь над тем, что именно они празднуют», говорит историк.
Вернуться назад