Кристофер Нолан признался, что его вдохновляли «битлы» из Готэма
Это тайна. Разбитая на мозаику. Обёрнутая в загадку. Спрятанная в шкатулку с секретом. Абсолютное издание графического романа Джефа Лоэба и Тима Сэйла «Бэтмен: Долгий Хэллоуин» начинается с дружеской беседы режиссёра Кристофера Нолана и сценариста Дэвида С. Гойера, которая состоялась в середине ноября 2006-го года за несколько недель до начала съёмок «Тёмного рыцаря». Оба к этому моменту уже познали успех фильма «Бэтмен: Начало», но ещё даже, вероятнее всего, не представляли, что их ждёт после того, как спустя какое-то время вторая серия задуманной трилогии выйдет, наконец, на экраны. Пока что они просто признают, что если и есть комикс, который как-то по-настоящему повлиял на оба их фильма, то это, главным образом, именно «Долгий Хэллоуин».
Отмечая, что разве что только этот роман увлёк его как «режиссёра с точки зрения кинематографического потенциала», Нолан подчёркивает, что «Долгий Хэллоуин» — «не просто комикс», а «эпическая трагедия», «эпическая криминальная драма».
«Долгий Хэллоуин» предполагает, что Бэтмен очень нужен Готэму, и это нам помогло, поскольку когда пытаешься создать в кино реалистичный образ персонажа, то остаётся больной вопрос: «Хорошо, а какая у Бэтмена цель?» Он не может быть везде одновременно. Он не сверхчеловек. Он лишь человек. Как же ему принести наибольшую пользу? Как задействовать свои таланты, чтобы преобразить целый город? «Долгий Хэллоуин» даёт ответ на этот вопрос — он делает Бэтмена и Брюса Уэйна частью огромного механизма Готэм-сити. И при всём при том на меня произвело сильное впечатление, как ловко и гладко Лоэб и Сэйл внедрили фантастические элементы саги о Бэтмене, особенно образы злодеев, в контекст реального мира, создав равновесие, оставляющее ощущение правдоподобия. Нас это очень вдохновило и помогло выдержать нужную интонацию.
Кармайн же Фальконе, «Римлянин», «неуязвимый главарь преступного мира Готэм-сити», был для них как «раковая опухоль наподобие Капоне, пожирающая сердце города», но при этом напоминал и Вито Корлеоне из «Крёстного отца», который «верит в семейные ценности и сделает всё, что в его власти, чтобы защитить то, что построил».
Впрочем, эту кинематографическую отсылку можно было и не расшифровывать: первый же кадр романа показывает нам Брюс Уэйна, во время шумной свадьбы признающегося в погружённой в полутьму комнате: «Я верю в Готэм-сити» (тогда как Харви Дент переписывает номера машин, на которых приехали гости). В разговоре с художником по шрифтам Ричардом Старкингсом Джеф Лоэб и не думает отнекиваться:
Наконец, я в большом долгу перед «Крёстным отцом» — и книгой, и фильмом, — которого я пересматривал столько раз, что это уже вредно для здоровья! А Тим Сэйл там же вспоминает, что когда впервые рисовал Бэтмена, то в качестве своеобразного «натурщика» для Брюса Уэйна — «плейбоя-миллиардера, настоящего сердцееда» — он избрал актёра Дэниела Дэй-Льюиса: «У всех моих знакомых дам просто ноги подкашивались от его Соколиного Глаза в «Последнем из могикан» Майкла Манна» (потом, правда, его всё-таки попросили изменить внешность ставшего уж «слишком нестандартным» героя). А вот одной из «моделей» для Женщины-Кошки стала актриса Тэри Хэтчер, которая в тот момент «была на пике популярности в ролях главных героинь — "девушек с перчиком"».
Отмечая умение Бэтмена «переходить черту, которую мы переступить не можем», представители закона готовы позволить ему «обходить правила», но всё же не нарушать их: «Иначе чем мы будем отличаться от него?» — риторически спрашивает капитан Гордон. Как бы ни хотелось этого мафиози просто ликвидировать, действовать всё-таки следует дозволенным путём, что очень, к слову, злит Харви Дента, давно уже мечтающего разрушить эту обосновавшуюся в Готэме «римскую империю». Но его друг и коллега не устаёт повторять:
В нашу работу, Харви, убийства не входят. Я хочу остановить Фальконе и других преступников, но не таким способом. Нет, не таким.
Неожиданно им на «помощь» (если так можно об этом сказать) приходит некий маньяк-убийца, методично отстреливающий по праздникам людей из банды Фальконе, превращая весь следующий год — как они сами его потом прозвали — в один нескончаемый «Долгий Хэллоуин». Пистолет 22-го калибра оставлен на месте преступления. Рукоятка обмотана тряпкой, серийный номер спилен, что не даёт нам никаких зацепок, чего и желал убийца. Профессионал или некто знавший, что делает. Соска от детской бутылочки вместо глушителя. Дёшево, но эффективно.
Рядом с трупами убийца неизменно оставляет некий предмет, символизирующий дату своего преступления, из-за чего в народе его очень скоро прозывают Праздником, что обижает, кстати, томящегося в заключении Человека-Календаря, действовавшего на свободе по аналогичной схеме. Правда, в его календаре красных дней было куда больше — ведь только в феврале: «День рождения Линкольна. День рождения Вашингтона. И день президента. {…} День сурка. Пепельная среда. День секретаря. День Земли. День флага. День подарков. Ханука!»
Да, если этот детективный сюжет вам вдруг показался знакомым, так это от того, что его зеркальное отражение авторы использовали позднее в «Тёмной победе»: просто так получилось, что о второй (но самостоятельной) части этой легендарной истории мы рассказали чуть раньше, нежели о первой (также абсолютно самодостаточной, если у вас вдруг не получится сразу купить оба тома).
И как тут не вспомнить Брюсу Уэйну слова отца, сказанные тем, правда, о хирургии:
Если сталкиваешься с проблемой, которая кажется неразрешимой, выход один — действовать быстро, пусть даже, на чей-то сторонний взгляд, нелогично. Сперва следует удалить наиболее опасные элементы, а затем методично и продуманно разрешать каждое последующее затруднение по отдельности.
Чего только не сделаешь, чтобы сдержать клятву, некогда принесённую на могиле убитых родителей: «Я не успокоюсь, пока Готэм-сити не будет очищен от зла, забравшего их жизни»…
Вернуться назад