Обыватель мирно спал и не знал, что одна власть сменялась другой
Первое советское правительство было названо «временным» — до созыва Учредительного собрания. Но уже через несколько дней слово «временное» забыли. Большевики взяли власть и не собирались ее отдавать.
Пока брали Зимний дворец, в половине третьего ночи в Смольном институте открылось экстренное заседание Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов. На трибуну вышел председатель совета Лев Троцкий:
— От имени Военно-революционного комитета объявляю, что Временное правительство больше не существует!
В зале началась овация.
ОБЫВАТЕЛЬ МИРНО СПАЛ
Решающую ночь октябрьского восстания Троцкий провел на третьем этаже Смольного. Оттуда он руководил действиями военных частей. К нему пришел член ЦК Лев Каменев, который возражал против восстания, считая его авантюрой, но счел своим долгом быть рядом в решающую минуту.
— Отдельные министры подвергнуты аресту, — продолжал Троцкий. — Другие будут арестованы в ближайшие часы.
Зал опять зааплодировал.
— Революционный гарнизон, состоявший в распоряжении Военно-революционного комитета, распустил парламент.
Шумные аплодисменты.
— Нам говорили, — продолжал Троцкий, — что восстание гарнизона вызовет погром и потопит революцию в потоках крови. Пока все прошло бескровно. Мы не знаем ни одной жертвы. Власть Временного правительства, возглавлявшаяся Керенским, была мертва и ожидала удара метлы истории, которая должна была ее смести. Обыватель мирно спал и не знал, что одна власть сменялась другой.
И тут он увидел, что в зале появился Ленин, и объявил:
— В нашей среде находится Владимир Ильич Ленин, который в силу целого ряда условий не мог до сего времени появляться в нашей среде... Да здравствует возвратившийся к нам товарищ Ленин!
Владимир Ильич предстал перед публикой впервые после четырехмесячного пребывания в подполье. На трибуну поднялся казавшийся незнакомым человек — стриженный наголо и чисто выбритый. Без бороды и усов его многие не узнали.
Ленин тоже произнес речь:
— У нас будет советское правительство, наш собственный орган власти, без какого бы то ни было участия буржуазии. В корне будет разбит старый государственный аппарат управления, и будет создан новый в лице советских организаций... Для того чтобы окончить эту войну, необходимо побороть самый капитал… В России мы сейчас должны заняться постройкой пролетарского социалистического государства. Да здравствует всемирная социалистическая революция!
Зал откликнулся восторженными аплодисментами.
В Таврическом дворце открылся Второй всероссийский съезд Советов. Он принял написанное Лениным обращение к рабочим, солдатам и крестьянам, в котором говорилось, что съезд берет власть в России в свои руки, а на местах власть переходит к Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Меньшевики и правые эсеры выразили протест против «военного заговора и захвата власти» и покинули съезд.
Им возразил Троцкий:
— Восстание народных масс не нуждается в оправдании; то, что произошло, это не заговор, а восстание. Народные массы шли под нашим знаменем, и наше восстание победило. И теперь нам предлагают: откажитесь от своей победы, идите на уступки, заключите соглашение. С кем? С теми жалкими кучками, которые ушли отсюда? За ними никого нет в России. Вы — банкроты, ваша роль сыграна, и отправляйтесь туда, где вам отныне надлежит быть: в сорную корзину истории.
Образовали первое советское правительство. В декрете съезда оно названо «временным рабочим и крестьянским правительством» — до созыва Учредительного собрания. Но уже через несколько дней слово «временное» забыли. Большевики взяли власть и не собирались ее отдавать. Совет народных комиссаров получил от ВЦИК право издавать неотложные декреты, то есть постановления правительства обретали силу законов.
Ни одна другая социалистическая партия не захотела заключить коалицию с большевиками. Поэтому первое правительство полностью составилось из большевиков. Его состав определили на ночном заседании ЦК партии — в комнате №36 на первом этаже Смольного.
УЖАСНО ПАХНЕТ РЕВОЛЮЦИЕЙ!
Ленин вошел в комнату, забитую людьми. По-хозяйски устроился за столом. Рядом расположился еще кто-то из руководителей партии. Места остальным не хватило. Стояли или усаживались прямо на пол.
— Ну что же, если сделали глупость и взяли власть, — несколько иронически сказал Лев Каменев, — то надо составлять министерство.
— У кого хороший почерк? — Ленин настроился на деловой лад.
— Владимир Павлович Милютин — лучший из нас писарь.
Будущему наркому земледелия Советской России очистили место за столом. Он вооружился карандашом и бумагой.
— Так как назовем наше правительство? — задал кто-то первый вопрос. — Министры-то хоть останутся?
Ленин рассуждал вслух:
— Только не министры! Гнусное, истрепанное название.
— Можно было бы комиссарами назвать, — предложил Лев Троцкий. — Но только теперь слишком много развелось комиссаров. Может быть, верховные комиссары? Нет, «верховные» звучат плохо. Нельзя ли «народные»? Народные комиссары.
— Что же, это, пожалуй, подойдет, — одобрил Ленин. — А правительство в целом?
— Правительство назвать Советом народных комиссаров, — предложил Каменев.
— Это превосходно! — обрадовался Ленин. — Ужасно пахнет революцией. Принято. Начнем с председателя.
И сам предложил:
— На пост председателя — Троцкого.
Лев Давидович запротестовал:
— Это неожиданно и неуместно.
Ленин настаивал на своем:
— Отчего же? Вы стояли во главе Петроградского совета, который взял власть.
Троцкий не согласился:
— Этот пост должны занять вы как лидер победившей партии.
Владимир Ильич не стал возражать:
— Тогда вы нарком по внутренним делам, будете давить буржуазию и дворянство. Борьба с контрреволюцией важнее всего.
Троцкий отверг и это предложение:
— Будет гораздо лучше, если в первом революционном советском правительстве не будет ни одного еврея.
Ленин презирал антисемитов, поэтому он вспылил:
— Ерунда. Все это пустяки. У нас великая международная революция, какое значение могут иметь такие пустяки?
— Революция-то великая, — ответил Троцкий, — но и дураков осталось еще немало.
— Да разве ж мы по дуракам равняемся?
— Равняться не равняемся, а маленькую скидку на глупость иной раз приходится делать: к чему нам на первых же порах лишнее осложнение? Я бы охотнее всего продолжил занятия журналистикой.
Тут уже против высказался секретарь ЦК партии Яков Свердлов:
— Это мы поручим Бухарину.
Практичный Свердлов нашел работу для Троцкого:
— Льва Давидовича нужно противопоставить Европе. Пусть берет иностранные дела.
— Какие у нас теперь будут иностранные дела? — недоуменно пожал плечами Ленин, как и все, ожидавший мировой революции, но, подумав, согласился.
Наркомом по внутренним делам назначили Алексея Ивановича Рыкова. Он вытащил и показал наган, который носил с собой. Кто-то недоуменно спросил:
— Зачем он тебе?
— Чтобы перед смертью хоть пяток этих мерзавцев пристрелить.
Дальше составление правительства пошло быстрее.
«МЫ НА МАШИНЕ ПРИЕХАЛИ»
На второй день после победы большевиков — в перерыве между заседаниями съезда Советов — меньшевик Николай Суханов отправился в буфет, где была давка у прилавка. В укромном уголке натолкнулся на Льва Каменева, впопыхах глотавшего чай. Спросил:
— Так вы окончательно решили править одни? Я считаю такое положение совершенно скандальным. Боюсь, что, когда вы провалитесь, будет поздно идти назад.
— Да, да, — нерешительно и неопределенно выговорил Каменев, смотря в одну точку. — Хотя… почему мы, собственно, провалимся?
Четыре наркома-большевика — Алексей Рыков (будущий глава правительства), Владимир Милютин (до революции он был восемь раз арестован, пять раз сидел в тюрьме), Виктор Ногин (он был противником вооруженного захвата власти) и Иван Теодорович (будущий председатель Крестьянского интернационала) — через десять дней после октябрьского переворота вышли из состава первого советского правительства по принципиальным соображениям: товарищи по партии не поддержали их мнения о «необходимости образования социалистического правительства из всех советских партий».
Некоторые последствия этот демарш имел. В ночь с 9 на 10 декабря 1917 года большевики договорились о коалиции с левыми социалистами-революционерами, которые получили семь мест в Совнаркоме, а также должности заместителей наркомов и членов коллегий. Из тех четырех наркомов, которые проявили тогда принципиальность, только один — Ногин — умер своей смертью, совсем молодым. Остальных Сталин со временем уничтожит.
Наркомам положили жалованье в пятьсот рублей (и прибавку в сто рублей на каждого нетрудоспособного члена семьи). Обещали предоставить жилье — «не свыше одной комнаты на члена семьи». Квартирный вопрос решили просто. Хорошие квартиры отнимали и отдавали советским чиновникам.
Через несколько дней после революции Ленин и Крупская заехали к старой знакомой — Маргарите Васильевне Фофановой, депутату Петроградского совета.
— Что так поздно? — удивилась она. — Вероятно, трамваи уже не ходят.
Владимир Ильич, уже вошедший во вкус своего нового положения, удивился ее наивности:
— Какая вы чудачка — мы на машине приехали.
Вернуться назад