Траты россиян в апреле сократились до минимума за пять лет

Россияне снова начали экономить буквально на всем. За апрель 2017 года расходы сограждан сократились на 6,8% к марту, а по сравнению с апрелем 2016 года — на 9%. Об этом говорится в исследовании «Ромира» Romir Consumer Scan Panel. Неточности практически исключены: исследование основано на данных о потреблении 30 тысяч россиян, проживающих в 180 городах с населением свыше 100 тысяч человек.

«Реальные, т. е. очищенные от инфляции, расходы наших соотечественников оказались самыми низкими за последние пять лет», — говорится в отчете.

По данным «Ромира», средний чек в апреле почти не изменился и составил 528 рублей («минус» 4 рубля к марту). Однако общее сокращение трат при почти неизменном среднем чеке означает, что россияне вернулись в режим экономии, указывают аналитики. Причем, экономят потребители со всеми уровнями дохода, но сильнее всех — с низким доходом (сокращение трат на 11,7% год к году). Потребители со средним доходом сократили траты на 4,5%, а с высоким — на 2,5%.

Заметим: за 2016-й год россияне уже ощутимо обеднели: их реальные доходы, по данным Росстата, снизились на 5,9%. При этом номинальные денежные доходы на душу населения увеличились в годовом выражении всего на 1% - до 30 775 рублей, а среднемесячная российская зарплата по итогам 2016 года выросла всего на 0,6% - до 36 073 рублей.

Еще более контрастная картина получается из доклада Высшей школы экономики (НИУ ВШЭ): с октября 2014 года по ноябрь 2016-го реальные доходы упали на 12,7%, при этом в 2016 году трудности с покупкой одежды испытывал 41% россиян, а у 11% жителей страны денег не хватало даже на продукты.

Это обнищание происходит на фоне «помидорных войн», от которых выигрывают крупные агрохолдинги, вроде агрохолдинга семьи Александра Ткачева — экс-губернатора Краснодарского края, министра сельского хозяйства (в 2016-м холдинг им. Н.И. Ткачева вошел в топ-5 крупнейших владельцев сельхозземель в России), зато рядовые покупатели переплачивают.

Плюс, обнищание идет на фоне снижения доступности медуслуг в рамках ОМС и ДМС, и на фоне неуклонного роста сектора платной медицины. По итогам 2016 году, рынок платных медицинских услуг в России вырос более чем на 51 млрд. рублей (на 8,2%), а доля легальной коммерческой медицины — до 55%. Кроме того, платные медуслуги неуклонно дорожают. В 2017—2019 годах рост цен в отрасли ожидается на уровне 4,6%, 3,7% и 4,5% соответственно, тогда как темпы инфляции составят, по прогнозам ЦБ, только 4%.

К чему ведет такая всероссийская экономия, может ли она конвертироваться в социальный протест?

 — Исследование «Ромира» показывает среднюю температуру по больнице, — уверен доктор экономических наук, профессор, главный научный сотрудник Института экономики РАН Никита Кричевский. — Экономить стали не только представители малообеспеченных страт, но и те, кто в былые времена представлял из себя верхушку среднего класса по доходам, либо же людей наиболее богатых и обеспеченных. Сегодня все экономят, и не из-за того, что не хватает денежных средств на приобретение самого необходимого. Пугает людей неизвестность и неопределенность.

У всех свежа в памяти эпоха, когда более 10 лет можно было, грубо говоря, воткнуть палку в землю, и она на следующий год приносила яблоки. Сегодня ничего подобного не наблюдается. Люди, которые 5–10 назад запрашивали себе стартовый доход в 2–3 тысячи евро, ныне не то что довольствуются малым — они часто вообще не находят применения своим способностям.

Естественно, они экономят. Повторюсь, исследование «Ромира», как мне представляется, приукрашивает действительность. На деле, ситуация гораздо более серьезная как среди малообеспеченных, так и — что удивительно и парадоксально — среди тех, кого мы считаем вполне обеспеченными, если не сказать богатыми.

Это наблюдается и в Москве, и на периферии — где угодно. Достаточно зайти в супермаркеты премиум-класса, и поразиться тому, что покупателей там не десятки человек, а единицы.

«СП»: — Насколько вероятно, что эта бытовая и материальная неустроенность перейдет в активную протестную фазу?

— Пока это не очень вероятно. Как и при большинстве кризисов в западных странах, российская власть постулирует перед работодателями паттерн о том, что они не должны резко снижать зарплату, и не должны увольнять работников вследствие их ненужности — достаточно перевести их на неполный рабочий день или на неполную рабочую неделю.

Таким образом, в общем и целом сохраняется средний уровень заработной платы, который мы видели в предыдущие периоды. С другой стороны, люди работают неполную рабочую неделю, и таким образом работодатель на зарплатах экономит.

Плюс ко всему, у людей остается какой-то «жирок». Наглядным представлением этого «жирка» являются десятки тысяч объявлений на интернет-ресурсах о продаже самых разных предметов быта и предметов роскоши, при том, что покупателей существенно меньше. Продается все — от элитных часов и дорогих автомобилей, до элементарных бытовых электрических приборов, которыми люди привыкли пользоваться в домашнем обиходе.

Но все всякого сомнения, через какое-то время — вполне возможно, уже осенью 2017 года, — эти пока скрытые протестные настроения могут выплеснуться на улицу.

«СП»: — Почему вы так думаете?

— Потому что мы наблюдаем прежнюю разобщенность между государством и обществом — между элитами и простыми гражданами. При том, что элита (скажем так, 1% наиболее богатых россиян) не собирается сбавлять, что называется, обороты потребления. Элита делает это кичась, напоказ, с вызовом для всего окружающего сообщества.

Движущей силой этих протестов, без сомнений, выступит молодежь. Точнее, люди 25–35 лет, которые сегодня видят над собой «стеклянный потолок», и понимают, что двинуться выше, к более обеспеченной жизни, им не представляется возможным. Потому что семейственность и фаворитизм в нашей экономике достигли такого расцвета, которого не было даже в царской России.

Все это выведет молодых людей на улицу. Конечно, никаких ни школьников и даже ни студентов, а тех, кто уже состоялся, и тех, кто успел захватить конец предыдущего тучного десятилетия.

— Массовых протестов не будет, потому что для большинства россиян ценности порядка все-таки намного более существенны, чем ценности благополучия, — возражает замдиректора «Левада-центра» Алексей Гражданкин. — Да, рост материальных затруднений вызывает раздражение и напряженность. Но очень многие помнят события конца 1980-х — начала 1990-х, когда возмущение сложными экономическими обстоятельствами и даже социальной несправедливостью привели к резкому преобразованию жизни в стране. И помнят, как тогдашние массовые протестные выступления реально привели к серьезному падению уровня жизни.

Другой пример, который у всех перед глазами — недавние события на Украине, где массовые протестные выступления привели к госперевороту, и опять-таки к катастрофическому падению уровня жизни.

Поэтому люди в России, переживая сегодня ухудшение материального положения, терпят, и в большинстве своем не рискуют выходить на протестные акции и запускать маховик очередных социальных преобразований.

«СП»: — Можно ли сказать, что власть это тоже понимает, и не боится лимит терпения исчерпать?

— Власть все-таки не ставит целью прямое ухудшение положения населения. Кроме того, большинство сограждан не видят собственно власть виновником ухудшения своего материального положения.

Власть на протяжении 2014–2016 годов успешно объясняла экономические трудности теми отношениями, которые сложились у России со странами Запада. Такая тактика — не новость. Во многих странах в периоды кризисов люди винят в трудностях, прежде всего, не экономическую политику собственных властей, а враждебное окружение и мировой кризис.

Эти мотивы сохраняются в России и сегодня. И чем напряженнее отношения с Западом, тем легче власти контролировать рост недовольства населения, и не давать ему переходить в массовый социальный протест.