Президент России Владимир Путин 29 мая должен посетить Францию и встретиться со своим французским коллегой Эммануэлем Макроном. Во всяком случае, об этом объявили и в Москве, и в Париже.
Однако, имея дело с современной Францией, ничего нельзя утверждать наверное. Вспомним, что такой визит был запланирован еще при прежнем хозяине Елисейского дворца Франсуа Олланде. В октябре прошлого года он приглашал Путина и намеревался вместе с ним открыть российский православный культурный центр в Париже. Но в последний момент начал выдвигать некие условия, диктовать изменения в уже согласованной повестке переговоров, — словом, вести себя так, будто имеет дело не с лидером России, а с представителем какой-то полувассальной страны, бывшей французской колонии.
В результате визит был отменен, что дало повод многим западным комментаторам торжественно заявить об изоляции Владимира Путина на мировой арене. Правда, в самой Франции демарш Олланда был подвергнут критике всеми основными политическими силами. Но их мнение главу Пятой республики не интересовало; ему, судя по всему, было важнее показать себя сильным, решительным и принципиальным, способным говорить свысока с Кремлем.
В действительности тот жест Олланда говорил совершенно о другом, а именно — о глубочайшем комплексе неполноценности, терзающем французов уже давно. Его преодоление — мечта, до сих пор недостижимая для Парижа, который вынужден жить воспоминаниями о великом прошлом и в постоянных хлопотах за достойное этого прошлого места в современном мире.
Пришедший на смену Олланду Макрон также озабочен этим. Первое, что он сделал, заняв президентское кресло, — это нанес визит в Берлин, столицу "хозяйки Европы" Германии, чтобы получить от канцлера Ангелы Меркель символическое подтверждение своих полномочий в качестве одного из признанных европейских лидеров. Сразу после этого он направился в бывшую колонию — Мали, где навестил французских военных. Это также был весьма символический шаг: тем самым Макрон стремился подтвердить давнишние притязания своей страны на сохранение военного и политического влияния, оставшегося после развала колониальной империи. Это влияние (наряду с ядерным оружием и постоянным местом в Совбезе ООН) является основанием для претензий на "глобальную роль", которую вроде бы призвана играть Франция.
Итак, Европа и бывшие колонии — вот две сферы, считающиеся важнейшими для Парижа. Но они дают лишь опосредованный выход на глобальный уровень. И теперь Макрону необходимо показать, что его Франция допущена в высшую лигу, члены которой — это США, РФ, Китай, Британия.
С британцами ему встречаться не с руки: Лондон выходит из ЕС и прямые контакты с ним могут быть не поняты Берлином. С китайским руководством договориться о встрече очень сложно: Пекин прежде потребует объяснить, чем французы могут быть ему полезны, а кроме того захочет, чтобы Макрон сам приехал в Китай, а это выглядит как-то унизительно…
Что касается встречи с американским президентом Трампом, то она грозит не меньшим унижением: этот бизнесмен может прямо спросить, мол, а зачем, собственно, мне Франция и сам Макрон? Сколько они стоят? И есть ли смысл тратить свое время на разговоры с союзником Германии после того, как с канцлером встреча уже состоялась?
В этой ситуации организация встречи с российским президентом Путиным выглядит для Макрона чуть ли не единственным выходом в большой свет. Понятно, что для Москвы Париж принципиального значения не имеет. Но есть замечательный повод: исправить ошибку Олланда, загладить его неловкость. Не будет же Путин столь жесток, чтобы отказать молодому коллеге в столь естественном и похвальном движении души?
Тем более, что и ситуация складывается почти идентичная той, что была упущена прошлой осенью: предстоит открытие музея Петра I в Париже. Так что, уважаемый господин Путин, давайте попробуем то же самое второй раз. Заверяю, что со мной можно не опасаться фокусов в стиле Олланда! Примерно так можно прочитать приглашение, переданное в Кремль.
Согласие Владимира Путина означает его действительную открытость, искреннее желание налаживать и поддерживать нормальные и по возможности близкие и дружественные отношения России на мировой арене. Он не злопамятен и уж во всяком случае не позволит, чтобы какие-то чужие ошибки влияли на его основную работу: укрепление сотрудничества нашей страны со всеми государствами. А в том, что сотрудничество с Францией пойдет на пользу и нам, и французам, сомнений быть не может.
Если же при этом есть возможность оказать услугу начинающему президенту, ввести его в круг ведущих мировых игроков… Что ж, это нетрудно. Тем более в условиях продолжающейся битвы за Францию.
