После того как новый хозяин Белого дома отказался от проектов Трансатлантического и Тихоокеанского партнерств, выставил жесткие торговые претензии Германии и Китаю, а также подтвердил свою решимость в ближайшие дни вывести США из Парижского соглашения по климату, разворот ЕС в сторону КНР стал неизбежным.

Что касается самого Китая, то его заинтересованность в расширении сотрудничества с ЕС доказывать не нужно. Достаточно сказать, что его инициатива "Один пояс — один путь" нацелена в конечном итоге на то, чтобы превратить всю Евразию и, в частности, Евросоюз в единое экономическое пространство под управлением Пекина.

Гораздо интереснее рассмотреть европейскую позицию.

Раскол в отношениях между ЕС и США, по сути, обнажает Европу. Чтобы избежать стратегического одиночества, она вынуждена искать замену Америке, и Китай — новейшая супердержава — подходит на эту роль как нельзя лучше.

Судите сами: во-первых, Китай — это не Россия. Конечно, с Москвой европейцам тоже придется улучшать отношения, но сделать это быстро в данный момент будет не слишком удобно и прилично: резкие повороты не к лицу и не под силу традиционным демократиям. Пекин же другое дело: тут нет Украины, нет вечного нытья и истерик лимитрофов из Восточной Европы и Прибалтики. Наконец, нет "страшного" Путина.

Во-вторых, Китай — пламенный борец против изменения климата. Он уже столько сделал и продолжает делать для его ухудшения, что деваться ему некуда. А главное, партнерство с ЕС по вопросам климата может открыть ему доступ к новейшим технологиям.

В-третьих, Китай — сильный игрок на Африканском континенте, с которым Европа связывает большие надежды. Да и в Латинской Америке он набирает силу. В условиях конкуренции с США на этих направлениях европейцам целесообразно будет как-то координировать свою стратегию с китайской.

Наконец, по некоторым оценкам, Китай уже стал торговым партнером ЕС номер один, оттеснив США (170 миллиардов долларов против 150). Да и объемы китайских инвестиций в Старый Свет растут как на дрожжах: в 2016 году этот показатель составил 35 миллиардов евро, что на 77% больше, чем годом ранее.

Выгоды очевидны. Вывод один: партнерство с Китаем полностью соответствует интересам Европы, в частности, внешнеторговым и экономическим. Но в этом кроется сложнейшая с точки зрения европейцев проблема. Дело в том, что у них есть не только интересы, но и принципы. А принципы эти требуют отказа от партнерства с теми, кто не соблюдает правила, считающиеся в ЕС универсальными: права человека, права меньшинств, например, сексуальных.

Китайцы же наотрез отказываются менять свои законы, нравы, традиции, привычки в угоду поборникам универсальных принципов и ценностей. Это сильно раздражает европейских ревнителей всяческих свобод, которые негодуют, видя, как меркантильные интересы бизнеса берут верх над верностью идеалам.

Первый раз эти идеалы потерпели поражение после жесткого подавления пекинскими властями акции диссидентов на площади Тяньаньмэнь в 1989 году. Европейские лидеры тогда сначала гневно осудили и заклеймили КНР; дело дошло до разрыва выгодных контрактов. Но через несколько месяцев ЕС вынужден был пойти на попятную: очень уж не хотелось упускать выгоду.

Сегодня дело обстоит примерно так же. Хотя речь не идет об аналогичных событиях, но все-таки Китай совершает жуткое преступление в глазах европейцев: он продолжает преследование сексуальных меньшинств. Этого, по идее, достаточно, чтобы наложить на него разнообразные санкции и отказаться принимать его лидеров в "приличном обществе".

А если вспомнить, что в КНР до сих пор действует режим правления одной партии, да еще и коммунистической, волосы вообще становятся дыбом: как, неужели демократическая Европа, крепость и оплот свободы, может иметь какие-то дела с этим монстром?

Оказывается, что может. И даже намерена максимально расширять свои связи с тем, что многие в ЕС воспринимают как коммунистическую диктатуру. Интересы в очередной раз заставляют принципы примолкнуть. Тем более, что европейский политический язык располагает замечательным термином, как бы примиряющим две эти противоположности в диалектическом единстве: "прагматизм".