Журналист и историк Александр Ватутин рассказал "Правде.Ру" о своем детстве, семье, коммунальной Москве и знаменитом деде Николае Федоровиче.

— Вы родились после гибели вашего знаменитого деда и выросли, зная, что вы его внук. Это было легко или сложно?

— Фактически, меня воспитывала моя бабушка Татьяна — вдова генерала Ватутина; у нас в доме с самого моего рождения существовал культ его в личности, но в положительном смысле этого слова. Бабушка мне много рассказывала про деда, о каких-то эпизодах из их жизни, о чисто человеческих отношениях, а совсем не о том, как он воевал под Прохоровкой или под Сталинградом. Нет, все рассказы были о чем-то житейском.

— Вам было интересно, каким он был человеком?

— Конечно, хотя я относился к этому по-разному. Есть такое понятие, как юношеский максимализм; мы до определенного возраста не понимаем и не осознаем всей истории семьи. Иногда были мысли: если я внук генерала Ватутина, значит, мне нужно все время держать себя по-особому? Сначала я этого не понимал.

— В школе вам как-то напоминали об этом? Звали бабушку на вечера встреч?

— Да, напоминали. Мы жили в Большом Ржевском переулке, сейчас это Поварская улица. Там был дом Генштаба. Я учился в 91-й школе, где дружил с дочерьми Красовского, Курасова, Казакова, внуком Неделина. В этой школе вообще было много детей и внуков известных высокопоставленных людей.

— Что еще в вашем детстве было интересного? Как вы росли?

— В конце 60-х годов, когда я был уже подростком, мы хипповали, собирались у метро "Маяковская". Милиция нас частенько прогоняла… Но где нам было еще тусоваться?

В 1968 году я привез из Праги джинсы! Они у меня были на коленях порваны, и я ручкой написал на них The Beatles. Я был обычным советским парнем, правда, из генеральской семьи.

Моя бабушка вышла из очень простой семьи, она закончила всего два класса церковно-приходской школы. Когда дед на ней женился, он ее сам учил считать, писать, даже вычислять проценты. И она это классно делала безо всяких калькуляторов, а потом и меня, школьника, научила.

— Вы запомнили что-нибудь необычное или интересное из ее рассказов о вашем дедушке?

— Он обожал лапшу домашнего приготовления, а бабушка умела ее очень здорово делать. Есть даже военная хроника, где он стоит у карты, сидят генералы, идет военный совет. Он им всем что-то показывает, рассказывает, а потом кладет указку и уходит… Оказывается, что рядом с ним была бабушка, которая ему там лапшу приготовила, он тогда, наверное, пошел поесть. Но это мой домысел, я не знаю, как все было на самом деле.

Также у него был ординарец — солдат, который обычно выполняет множество мелких поручений военачальника, следит за тем, чтобы он вовремя поел, поспал и тому подобное. Когда моя бабушка приезжала на фронт, то всегда ревновала этого ординарца к деду. Доходило просто до смешного: она готовила ему смену белья, и он готовил точно такую же смену белья. Они прямо-таки соревновались друг с другом, кто первый успеет это сделать.

— Бабушка часто на фронт приезжала?

— Она почти все время была рядом с ним на фронте.

— А что рассказывала про его гибель?

— Это странная история. Бабушка пробыла у него почти весь февраль, и только в 20-х числах вернулась в Москву. Она приехала в Киев, когда его туда уже раненого перевезли.

То, что он попал в эту засаду, было явной недоработкой нашего "Смерша". Хрущев к тому времени уже не являлся членом Военного совета, он был первым секретарем компартии Украины, находился в Киеве. И деду прислали нового члена Военного совета — генерал-майора Корнюкова. Он с ним и ехал.

— Но ранение было относительно легкое…

— Да, кость была задета, но любой солдат после такого ранения через месяц опять воюет. Дело в том, что перед этим, во время Сталинградской битвы, дед заразился туляремией, его периодически мучила температура, лихорадка. А через некоторое время началась интоксикация организма и перитонит из-за недолеченной инфекции. Он мучился целый год, у него периодически была температура под 40. А врачи списывали все на простуду.

— Не могли поставить диагноз?

— Диагноз только потом поставили. Но вылечить окончательно его не удалось. Если бы Ватутина ранили в наше время, то он, конечно, выжил бы… Да и в то время, наверное, тоже. Я не хочу обвинять Хрущева, но когда Сталин сказал везти генерала в Москву, его надо было везти в Москву.

Хрущев сказал, что создаст ему все условия в Киеве и повез его к себе. Дом у первого секретаря был хороший, но все же не госпиталь. Там не было необходимых условий, стерильности, Ватутин с раненой ногой лежал не на кровати, а на диване. Тут произошла чисто человеческая недоработка. Да и сама бригада врачей была не очень настроена его лечить.

Николаю Ватутину присылали подарки со всей антигитлеровской коалиции — из США, Великобритании, СССР, Франция и половины Латинской Америки. Ведь ранен был не просто советский генерал, а генерал антигитлеровской коалиции.

Но много вещей растащили. Все, что осталось, сейчас находится в Музее Вооруженных сил; например, портфель из натуральной бычьей кожи из Бразилии.

Беседовала Инна Новикова

К публикации подготовил Юрий Кондратьев