Ростислав ИЩЕНКО: выборы в странах Европы не решат, а усилят проблемы
— 7 мая второй тур выборов президента Франции. Сейчас все обсуждают, кто такой господин Макрон, который взялся ниоткуда, и почему у него даже партии нет, а только движение. Марин Ле Пен рассказывает, какой он слабак. Но почему-то почти все западные аналитики уверены, что будет избран именно Макрон, а избиратели послушно последуют за советом Фийона, который просил голосовать за него.
— Ну, во-первых, не все. Прогнозы о победе Макрона базируются на высказанных во время опросов симпатиях французов. По этим данным, где-то 62-64% готовы проголосовать за Макрона, и 36-38% за Ле Пен. Это не значит, что ситуация не может измениться, что все, кто ответил, потом именно так же и проголосуют. Там еще есть 30% вообще не определившихся, которые могут качнуть лодку как в ту, так и в другую сторону.
Хотя это очень серьезная заявка на победу. Потому что получив данную информацию, многие избиратели во Франции решат, что победа Макрону уже обеспечена, и будут выстраивать свои действия соответствующим образом. Кто-то вообще может не пойти на выборы, кто-то может прийти, и если раньше он колебался, то теперь может взять и проголосовать за Макрона, присоединиться к большинству. Есть определенные стереотипы поведения избирателей в таких случаях.
Но однозначно заявить, что Макрон точно победит, заранее нельзя. Опять-таки, не стоит преувеличивать значение победы Макрона или Ле Пен на этих выборах. С моей точки зрения, победа Ле Пен для нас мелочь, но приятно, можно пару дней пить шампанское и говорить: Марин победила. С точки зрения наших взаимоотношений вряд ли она что-то серьезно изменит. Вряд ли будут какие-то кардинальные изменения в случае победы хоть Макрона, хоть Ле Пен.
Сам фактор выхода во второй тур этих двух политиков — это свидетельство того, что во Франции, как и во всей западной Европе, произошло то же самое, что и в Соединенных Штатах: элита раскололась. А раскололась она из-за того, что находится в условиях системного кризиса и нехватки государственных ресурсов.
Ведь понятно, что если Макрон обогнал Ле Пен в первом туре, то Фийон опередил бы ее с лучшим результатом и крупным отрывом, потому что он был более приемлемым кандидатом для широких масс. И тем не менее Фийон был несколько маргинализирован и искусственно вытеснен, его отодвинули на третью позицию, а Макрона искусственно "надули".
Это произошло потому, что в условиях раскола элиты общество всегда радикализируется. Когда начинается революция, то начинают воевать либералы с демократами, а заканчивают большевики против монархистов. Всех остальных уже нет, сохраняется два только самых радикальных течения. Раскол элит — это предшественник революции, свидетельство ее начала, неважно, окажется ли она мирной или нет.
Будет уже не более компромиссный Фийон и социалисты, которые раньше боролись между собой за победу во втором туре. Они уже перестали устраивать группировки расколотой элиты, и поэтому ставки были сделаны на более радикальных Ле Пен и Макрона. А это значит, что после победы у любого французского президента будет та же ситуация, что у Трампа. Полстраны за, полстраны против.
Десять, двадцать, тридцать лет назад, получив 45-50% голосов от общего числа избирателей, кандидаты могли чувствовать себя совершенно уверенно, потому что было понятно: эти люди за, а все остальные совсем не против. Сейчас же, получив даже 60% голосов, вы не можете чувствовать себя уверенным, потому что знаете, что 40-45% населения в стране вас смертельно ненавидят и не хотят вообще видеть президентом.
А если вы посмотрите на карту распределения симпатий между регионами Франции, то выясните, что за Ле Пен в основном проголосовал восток Франции, а за Макрона — запад. Это указывает на то, что страна еще и территориально разделена, а не только по политическим предпочтениям. Это несет дополнительную угрозу государству.
Поэтому любой французский президент после данных выборов будет слабым президентом, у него будет больше проблем внутри страны, чем снаружи, и ему придется думать не о том, как проводить активную внешнюю политику, а как усидеть в президентском кресле и не допустить перетекания холодной гражданской войны в стране в горячую стадию.
— Есть мнение, что от выборов во Франции зависит судьба Европы, этот процесс может перекинуться на другие страны. В Германии тоже скоро начнутся выборы, но там пока только один сильный кандидат. Может в Германии сложиться ситуация, подобная французской?
— Ситуация в Германии действительно известна до выборов. Потому что там общество проявляет пока что больше единства, так как ситуация лучше, стабильнее. Все-таки это первая экономика Европы, Германия — главный выгодоприобретатель в Евросоюзе. Поэтому в Германии слабее националистические настроения. Ведь противостоят сейчас на Западе друг другу глобалисты и националисты-изоляционисты.
Есть те, кто хотят развивать надгосударственный Европейский союз, и те, кто отказывается от ЕС, предлагая восстанавливать национальное государство. Естественно, в Германии глобалисты сильнее, потому что им есть, чем мотивировать свою позицию в отличие от остальных государств. Но и там существует тот же самый раскол, по мере ухудшения ситуации националисты тоже набирают силу.
После выборов ситуация будет продолжать меняться так, как она меняется во всей западной Европе. Правительство, которое придет в Германии на этих выборах, пусть там даже Меркель сохранится канцлером, будет уже не таким сильным, и по мере развития ситуации будет слабеть. Опять-таки не факт, что в Германии не проведут досрочные выборы.
В Италии досрочные выборы уже назначены на лето 2018 года. Ситуация меняется стремительно, а тенденция везде одна и та же. Просто те, у кого жировой запас больше, дольше хорошо себя чувствуют, в то время как другие начали загибаться еще несколько лет назад. Франция сейчас дошла до ручки, в Греции совсем недавно был кризис. Там его смогли погасить за счет общего ресурса Евросоюза, теперь же его не хватает. Поэтому понятно, что кризисные явления будут развиваться в рамках всей Европы. Германия-то еще относительно стабильна, но перед следующим федеральным канцлером встанет сложнейшая задача сохранения Европейского союза и германского доминирования в Европе.
Надо каким-то образом реформировать Евросоюз, потому что силой его уже не удержишь. При этом практически исчерпана ресурсная база для любых действий, в том числе для реформ. Реформа-то требует огромных средств, а взять их негде. Внешнеполитическая активность Европы уже давно пошла на спад, и теперь будет еще дальше уходить в никуда.
Для Европы встанет ребром один вопрос: к кому прилепиться? К Соединенным Штатам, которые, в общем-то, испытывают те же самые проблемы, или к России, которая предлагает хотя бы какую-то альтернативу. У России ресурсная база пока что позволяет переждать этот кризис в более-менее стабильной экономической и политической ситуации. При продолжении сложившейся динамики к тому времени, как у России начнутся первые проблемы, Запад можно будет не то что хоронить, а уже надгробный памятник ему ставить.
— А перед кем стоит задача сохранить Европейский союз? Перед Германией?
— Перед федеральным канцлером.
— А у самого Евросоюза?
— Евробюрократия, конечно, хочет сохраниться. Но она не обладает никакими ресурсами, кроме своих решений, написанных на бумаге правил поведения в рамках Европейского союза. А если национальное государство начинает эти правила игнорировать или отменять их на своей территории, евробюрократия провисает. Ей нужна сильная поддержка. Когда существовал франко-германский тандем плюс Великобритания, евробюрократам было на что опереться.
Великобритания выходит из Европейского союза, британский взнос теряется, Евросоюз проседает финансово и политически. Во Франции начинаются проблемы. Германия помимо своих любимых мигрантов получает ту же самую, но еще и ускоряющуюся тенденцию, потому что раньше все-таки бремя поддержки финансирования убитых экономик и решения других проблем распределялось на все основные экономики Евросоюза.
Сейчас же везде одни проблемы. Северные экономики чувствуют себя еще относительно нормально, но они недостаточны для того, чтобы послужить локомотивом для вывода ЕС из нынешнего кризиса. В результате возникает ситуация, когда все страны Европейского союза оказываются с одной стороны, а Германия с другой.
И все страны: Четвертый рейх — это, конечно, хорошо, но надо отделиться. Простые немцы говорят, что мы же ничего с этого не имеем, кроме налогов, и нам тоже это, в общем-то, не очень надо. Да, германской элите это образование нужно, но одна немецкая элита не может удержать ЕС. Ему необходимо реформирование. Время для реформ уже безнадежно упущено, ресурсной базы нет.
Россия предлагает альтернативный проект Большой Евразии, который выводит Европейский союз на китайские рынки, обеспечивает российский сухопутный защищенный транзит и создает эффект примерно четырех-пятимиллиардного рынка. И между прочим, рынка, с которого будут убраны Соединенные Штаты, что для Европейского союза является большим подарком. Но пока что он политически к этому не готов.
Если он откажется, то его ждет распад, а нас — большие проблемы. Потому что распад ЕС в отличие от Соединенных Штатов, которые расположены далеко, для России отнюдь не подарок, так как он находится на наших границах. Распад Евросоюза приведет к возобновлению всех европейских прений и проблем.
— Конфликтов.
— И то, что было в Европе до Вестфальского мира, может показаться детской игрой в песочнице, по сравнению с тем, что начнется сейчас. Потому что они экономические проблемы всегда привыкли решать за счет соседей. И соседи часто вдруг оказывались врагами, что и произошло после распада Советского Союза: везде и сразу вспыхнули пограничные конфликты.
Но Советский Союз все-таки был столетиями создававшимся единым пространством, где все люди — братья, еще со времен Российской империи. Не было серьезного антагонизма между территориями. В Европе же тысячелетняя традиция вражды, которая была микширована только последние пятьдесят лет. Если сейчас этот механизм развалится, там бабахнет такое, что не дай бог никому. И это будет на наших границах.
Беседовала Инна Новикова
К публикации подготовил Юрий Кондратьев
Вернуться назад