Психология террориста-смертника
В последнее время мы все чаще слышим о терактах с участием «живых бомб». Взрыв в районе Султанахмет не только повлек за собой гибель молодой террористки, которая, как предполагается, является уроженкой Дагестана и имеет связи с ИГИЛ, но и унес жизни двух наших полицейских. В Нигерии взрывное устройство привела в действие десятилетняя девочка-смертница, количество погибших составило 16 человек. Кроме того, недавно суицидальный теракт был совершен на КПП близ нашей границы в Сирии.
Почему люди становятся террористами-смертниками?
Сначала следует правильно поставить вопрос. Террористы-смертники страдают каким-то психическим заболеванием, которое туманит их разум и затрудняет процесс принятия решений? Или же речь идет об определенной девиации, психопатии? Существует ли такой устойчивый тип личности, который можно назвать личностью террориста? Происходят ли террористы из определенной социальной среды, класса? Можно ли говорить о неком профиле террориста?
Основной момент здесь состоит в том, как охарактеризовать того, кто совершает суицидальный теракт. С точки зрения индивидуальных психических особенностей? Или через идеологию, религию террориста, состояние социальной группы, к которой он принадлежит?
Все работы, посвященные психологии террориста-смертника, приходят к одному выводу: у исполнителей суицидального теракта нет какого-либо психического расстройства, как и не существует какого-нибудь единого типа личности террориста-смертника. Нельзя их привязать и к какому-то определенному социальному классу. У этих лиц есть некий политический мотив, и именно это позволяет лучшего всего объяснить причины теракта.
Прежде всего террориста-смертника беспокоит мысль о том, что и он сам, и его близкие, и этническая, религиозная, мазхабная группа, к которой он относится, подвергаются несправедливости, унижению. Следующая стадия этого процесса — вхождение с этой мыслью в определенный организационный механизм.
Такие факторы, как пребывание в условиях постоянного конфликта и представление о переживании травмирующего, уничижительного опыта, также благоволят превращению в террориста-смертника. Вместе с тем у каждого из них есть своя история и психология. Поэтому сложно дать точное определение, которое однозначно объясняло бы возникновение этого явления.
Турция столкнулась с риском суицидального терроризма?
Если выяснится, что террористка-смертница в Султанахмете связана с ИГИЛ, это будет означать новую для нас ситуацию. В таком случае, насколько мне известно, это будет первый суицидальный теракт, совершенный ИГИЛ в отношении органов государственной безопасности Турции. В этой ситуации возникает ряд вопросов. Почему ИГИЛ выбрало в качестве мишени Турцию и на турецкой территории? Ждать ли нам нового теракта с участием смертника, обладающего намерением и способностью совершить такое деяние? Насколько наши органы безопасности готовы к предотвращению такого рода терактов?
По словам главного координатора SETA Бурханеттина Дурана (Burhanettin Duran), «в условиях, возникающих в водовороте гражданской войны, радикализации, такфиристских (радикальное направление в исламе — прим.пер.) и мазхабных религиозных интерпретаций, общества на Ближнем Востоке переживают глубокий кризис». При взгляде на теракт в Султанахмете с этой точки зрения его можно назвать наглядным показателем того, что теперь такфиризм ИГИЛ начал распространяться и на Турцию.
События в Султанахмете обладают колоссальным политическим смыслом. Важно найти ответ на вопрос: истоки этого теракта — собственные механизмы принятия решений ИГИЛ? Или же речь идет о мобилизации террористов данной организации в нужное время и сообразно определенным целям?
Этот вопрос уместен и в свете событий с Charlie Hebdo во Франции. Конечно, западные спецслужбы не могут воспитывать активистов, которые пойдут на смерть ради их собственных целей. Но, вероятно, у них есть возможность побуждать к действию те элементы ячеек «Аль-Каиды», что готовы умирать и убивать.
Вернуться назад