Вопрос оценки количества жертв коммунистического террора — один из самых болезненных и актуальных в новейшей русской истории. С конца 1950-х годов разными авторами, исходившими из разных методик подсчета, назывались разные цифры погибших. В массовом сознании закрепилась цифра, приведенная Александром Солженицыным в «Архипелаге ГУЛаг» — 60 миллионов человек (1918–1956). После открытия части архивных данных в начале 1990-х годов стало возможно объективное изучение масштабов репрессий. Работа историков Никиты Охотина и Арсения Рогинского «О масштабе политических репрессий в СССР при Сталине: 1921–1953» — одно из самых авторитетных исследований этой темы.
Вопрос оценки количества жертв коммунистического террора — один из самых болезненных и актуальных в новейшей русской истории. С конца 1950-х годов разными авторами, исходившими из разных методик подсчета, назывались разные цифры погибших. В массовом сознании закрепилась цифра, приведенная Александром Солженицыным в «Архипелаге ГУЛаг» — 60 миллионов человек (1918–1956). После открытия части архивных данных в начале 1990-х годов стало возможно объективное изучение масштабов репрессий. Работа историков Никиты Охотина и Арсения Рогинского «О масштабе политических репрессий в СССР при Сталине: 1921–1953» — одно из самых авторитетных исследований этой темы.
Кроме крупных консолидированных потоков, в разное время имели место политически мотивированные депортации отдельных национальных и социальных групп, общее число которых установить крайне сложно (по предварительной оценке — не менее 450 тысяч человек).
Перечень категорий населения, подвергшихся политическим преследованиям и дискриминации, можно продолжать еще долго. Мы не упомянули ни сотен тысяч людей, лишенных гражданских прав за «неправильное» социальное происхождение, ни убитых при подавлении крестьянских восстаний, ни высланных на Север и в Сибирь жителей Прибалтики, Западной Украины, Молдавии и Польши, ни тех, кто лишился работы и жилья в результате идеологической травли (например евреи-«космополиты»).
А ведь кроме этих бесспорных жертв политического террора были еще миллионы людей, осужденных за незначительные уголовные преступления и дисциплинарные проступки. Их традиционно не считают жертвами политических репрессий, хотя многие репрессивные кампании, которые проводила милиция, имели политическую подоплеку. До войны это была кампания по «охране социалистической собственности» (1932–1933), во время войны сажали за нарушение трудовой дисциплины, после войны — и за то, и за другое.
Только по «указам военного времени» было за этот период [1941–1956] осуждено 17 961 420 человек (из них за прогулы — 11 454 119). Наказания по этим и подобным указам, как правило, были не слишком тяжелыми — часто осужденные не лишались свободы, а просто какой-то срок бесплатно трудились на «общественных работах» или даже на своем рабочем месте. И эта практика, и формулировки этих указов показывают, что их главная направленность — распространить систему принудительного труда за границу лагерей и спецпоселений: самовольный уход с места работы (изменение места работы); прогул (самовольная отлучка с работы); нарушение дисциплины и самовольный уход учащихся из фабричных и железнодорожных училищ; дезертирство с предприятий военной промышленности, железнодорожного и водного транспорта; уклонение от мобилизации для работы на производстве и строительстве; уклонение от мобилизации на сельскохозяйственные работы; нежелание работать в колхозе («невыработка колхозниками обязательного минимума трудодней»). Интересно, что эти указы какое-то время действовали и после смерти Сталина. Рецидив этой политики произошел в начале 1960-х годов, когда по всей стране стали преследовать безработных («тунеядцев») — именно за это в 1964 году был выслан из Ленинграда поэт Иосиф Бродский, будущий политический эмигрант и лауреат Нобелевской премии.
