Дедовщина в советской армии. Письма солдат о замечательном их выживании на защите СССР
Подавляющее большинство всей армейской почты, поступающей в редакции газет — письма от родителей солдат. Из них больше половины — посвящены рассказам об убийствах и самоубийствах сыновей, а также об их увечьях в результате систематических избиений. Писем от солдат примерно в два раза меньше. Это просьбы о помощи, о защите от дедовщины и землячеств и описания бесчинств офицеров. Десятую часть всей почты составляют письма офицеров. Темы,в основном, две: собственная социальная незащищенность и невозможность увольнения в запас.
В приведенной ниже подборке писем составители постарались сохранить количественное соотношение тем.
Письмо 1.
В этом году в нашем городе поселилась воинская часть 06951. От того, что в части нет медсанбата, мы стали невольными свидетелями совершенно ненормальных явлений. Нет дня, чтобы на прием не приходил избитый солдат, а к нам в отделение (хирургическое, неврологическое, лор, кардиологическое) госпитализируют самых тяжелых — с переломами конечностей, челюстей, носа, сотрясением головного мозга, травмами позвоночника, на ребят невозможно смотреть без слез! Их дома ждут матери! Здоровыми! А тут их делают инвалидами физически и морально.
За последние три месяца на стационарном лечении находились более двадцати жестоко избитых солдат. А сколько их в Уфимском госпитале!
По годовому отчету за 1988 год зав. отделением хирурга — травматолога Баязитова М.С. из 28 тяжких телесных повреждений 12 приходится на солдат. В районе проживают 45 тысяч, из них солдат не более 100 человек.
Температура в казармах, где спят солдаты — 3 градуса тепла, питание тоже никуда не годится, потому что кто-то греет руки на солдатском пайке. Ребята похожи на пленников концлагеря, а не на солдат.
15 декабря 1988 года к нам в хирургическое отделение был оставлен солдат Шатов Сергей, которому отрезало ногу при попытке броситься под поезд. Когда мы спросили у него, как это получилось, он сказал: «Не хочу жить», до этого его доставляли к нам в бессознательном состоянии после побоев. После длительного лечения он вернулся в часть — снова побои. Тогда он уехал домой, сообщил об этом в военкомат в Куйбышеве, там осматривавшие его хирурги констатировали побои. Его обещали перевести в другую часть. Но он вернулся на прежнее место, где его снова били. И тогда он убежал из части и бросился под поезд, до него таким же способом пытался покончить с собой узбекский паренек Алаберды Анадурдыев. Со слов солдат, драки начинаются после отбоя, ночью. Спящих бьют сапогами, табуретками.
У нас тоже подрастают сыновья, что с ними будет? У нас были самые святые представления о Советской Армии, пока мы не стали очевидцами происходящих там событий.
Сотрудники больницы г. Уфы
Письмо 2.
Мой сын был призван на действительную военную службу в июне 1988 года. С первых же дней службы он испытал моральные и физические унижения (хотя он не «маменькин сынок», у меня пять детей, и физически не слаб, рост его 184 см). Неоднократно из-за тяжелых телесных повреждений он лечился в больнице и в госпитале, но по возвращении в часть все повторялось. В декабре 1988 года сын не выдержал и сбежал из части, приехал домой. На него страшно было смотреть. Он сказал, что в этой части служить больше не может, пусть сажают или переводят в другую часть, обратно его сопровождал офицер, обещавший помочь, но в ту же ночь его опять избили, и наутро он решил покончить с собой: бросился под поезд, но его успел перехватить неизвестный мужчина. В больнице Сергей находился в таком состоянии, что под нажимом представителей в/ч подписал чистый лист бумаги (показания свидетелей находятся в военной прокуратуре г. Куйбышева).
Мне сообщили, что в части навели порядок и многие понесли наказание, но мне от этого не легче. Сын в 19 лет стал инвалидом (нет ноги), а в свидетельстве о болезни № 1003 от 22.06.89 г. 358 ОВГ сказано, что травма получена вследствие несчастного случая, не связанного с исполнением обязанностей военной службы. А я думаю, что это прямое следствие неуставных отношений. Я не могу передать всю боль и горе, постигшее нас, ведь я проводила его в армию здоровым.
А ведь там служат сейчас другие ребята и сколько еще будут служить.
С уважением Матова Любовь Сергеевна
Письмо 3.
Мы только что похоронили сына.
22 июня 1989 года наш Роман был призван в армию. Незадолго до этого он женился и жена его Валентина ожидает ребенка. Из армии он регулярно писал нам письма. В одном из них он сообщил, что прибыл к месту службы: Армянская ССР, Кировокан-9, в/ч 016 0 3, в части 15 русских, остальные — представители южных республик. Затем он написал, что его избили пятеро нацменов, что ему трудно передвигаться из-за полученных травм.
27 июля мы получили телеграмму: «Ваш сын Роман покончил жизнь самоубийством. Сообщите возможность приезда. Командир».
Мы отправили в часть телеграмму, оплатив заранее их ответ. Ответа не пришло. Заказали телефонный разговор. Говорить с нами не пожелали.
Тело сына прислали с оказией. Солдаты, доставившие гроб, сообщили, что наш сын исчез из части, а через четыре для его нашли повешенным на дереве.
Если пропадает солдат, через два дня начинается розыск. Начинается он с запроса в военкомат по месту жительства. Таганрогский военкомат такого запроса не получил. Так что остается довольствоваться устным намеком командира на то, что наш сын вроде бы дезертир. Таким, видимо, в нашей армии выражать соболезнования не принято. Повесился — туда ему и дорога?
Только не верится нам, что в считанные дни можно довести до самоубийства жизнерадостного парня, даже в сталинских и гитлеровских лагерях до таких рекордных сроков дело не доходило.
Мы не требуем найти и наказать виновных, мы хотим, чтобы гибель нашего ребенка не была напрасной.
Министр обороны тов. Язов заявил, что «дедовщина — выдумка солдат от скуки». Мы прекрасно понимаем, откуда министру знать, чем и как живут рядовые солдаты? Он занят более важными делами, легенду о благополучии в армии ему поставляют те самые военные крикуны, которые берут на себя смелость выступать от имени всех солдат. Они и наше письмо назовут клеветой на армию.
Армия разложена. Она уже давно потеряла роль военно-патриотического воспитателя молодежи. В основном речь идет о борьбе за выживание и сохранение собственного достоинства в условиях дедовщины.
Мы гордились тем, что наша армия интернациональная. В обстановке межнациональных беспорядков такая гордость уместна только в условиях войны. Всем нам известно (кроме разве что командиров), что национальные меньшинства в армии сплочены. Наш сын был затравлен и погиб именно от рук такой сплоченной группы. Мы опасаемся за судьбу оставшихся 14 русских, их ожидают издевательства и унижения, а за сопротивление — смерть.
Совершенно правы депутаты Эстонии, требующие права для эстонцев служить, на родной территории. Гибель нашего сына – предостережение этой «интернациональной» системе.
На будущий год наш сын Игорь тоже пойдет служить. Больше у нас детей нет.
Мать Яценко Галина, отец Яценко Виктор, брат Яценко Игорь
Письмо 4.
Мой сын призвался в июне 1988 г. А летом 1989 г. я получила телеграмму: «Срочно вылетайте. Абдулла в больнице». Когда я приехала в город Партизанск Приморского края, нашла своего сына зверски избитым, без сознания.
А случилось вот что. Русские ребята, более 150 человек, вооружились рейками, железными трубами и ночью отправились избивать кавказцев. Около 15 человек утром в тяжелом состоянии отвезли в больницу. А в части, где служили наши дети, к этому отнеслись равнодушно, никто не стал заниматься поисками виновных…
Мы отправляли служить здоровых, крепких, нормальных ребят, а что нам возвращают?! Мы провожали детей в СОВЕТСКУЮ АРМИЮ, а не на бойню.
Не делайте из наших детей инвалидов, дайте им возможность проходить службу по месту жительства, на Кавказе!
Баснрова Марзигат Магомедовна
Письмо 5.
Пишет мама Трегубова Нина Николаевна с просьбой защитить сына от дедовщины.
Вот уже месяц мы не знаем, где наш сын и жив ли он. Как же так? Отправили парня служить, а потеряли, может быть, навсегда. Он служил в строительной части г. Москвы. Там служат ребята среднеазиатских национальностей, их около 73%, со слов офицеров.
Вот что написал Игорь в последнем письме: «Мама, только не волнуйся. У меня нет выхода, я ушел из отряда. У меня уже нет никаких сил терпеть избиения. У меня душа стонет, что я здоровый парень, пишу домой жалобное письмо. А бьют, знаешь за что? За ножницы, за пасту шариковую, которые не принес. Вторые сутки не могу ничего есть, только пью холодную воду. Почек не чувствую, болит позвоночник, ребра все болят до единого.
Я пишу это письмо на случай, если домой придет телеграмма, что я совершил преступление. Я ухожу из части».
Весной у нас заберут еще одного сына. Неужели ничего нельзя сделать?
Трегубова Нина Николаевна
Письмо 6.
Наш сын Арман служит в войсковой части 18 ВСО (Экибастуз) с декабря 1988 г. В первые месяцы службы был избит сослуживцем. В ночь с 1 на 2 июля с. г. сын снова был избит, на этот раз командиром роты капитаном Негодюк. Он избивал сына ножкой от стула, металлической ножкой бил по голове, сын получил сотрясение мозга 1 степени.
О том, что он находится в городской больнице, мы узнали случайно, приехав навестить сына. Никто нас о случившемся не известил. Мы встретили полное безразличие со стороны командиров и политработников. Арман уже около двух месяцев находится на излечении, травма серьезная, психологические последствия непредсказуемы и теперь его ждет месть, командир части возбудил уголовное дело по ст.225 п. «а» УК Каз. ССР за отказ вымыть пол. Его заставляли быть дневальным, без объявления официально по Уставу, трижды в наряде без отдыха. А теперь нашего полукалеку — сына объявляют преступником.
Отец Армана, подполковник милиции за всю жизнь не писал ни просьб, ни жалоб.
Помогите восстановить справедливость!
Хунусовы, Семипалатинск
Письмо 7.
Я прохожу срочную службу в в/ч 05299 г. Баку. Ежедневно от меня требуют деньги «деды» Басжанов, Карпинский, Кириллов. Несколько раз я приносил им деньги, заработанные в самовольных отлучках. Когда я объясняю, что больше мне негде взять денег, меня бьют. Они требуют, чтобы я совершил преступление. Если я доложу командиру части, он меня убьет. Родителей у меня нет. Я хотел себя убить, но мне всего 19 лет, хочется жить.
Лучше переведите меня в тюрьму, иначе в моей жизни будет поставлена точка.
Рядовой Владимир Левченко Призвался в декабре 1988 г.
Письмо 8.
Я служу с мая 1989 г. Родителей у меня нет, воспитывался в детском доме, как и моя жена, меня призвали, когда нашему сыну исполнилось 6 месяцев. Завод, на котором я работал, писал ходатайство о предоставлении мне отсрочки на год, чтобы ребенка можно было устроить в ясли и найти работу моей жене. Но в военкомате мне сказали: «А что вы думали, когда женились?» Сейчас жена пишет, что талоны на масло, мясо, сахар, мыло и порошок она получает на троих, но выкупить их не может, так как нет денег. А ведь нужно еще одеваться, платить за квартиру и за свет, и все это на 35 руб.
Я оставил свою семью на произвол судьбы и никому до нас нет дела. Неужели нет закона, который запрещал бы так безжалостно военкомату распоряжаться людскими судьбами?
Валерий Плюсннк, Челябинск, ул. Савина,4, кв.39
Письмо 9.
На действительную службу меня призвали в Кемеровскую область г. Березовский, в/ч 1631 «Г», после карантина меня стали систематически избивать сержанты Алимбеков и Блиспеков.
Однажды замполит построил нашу роту на улице при температуре — 29 градусов и продержал нас около 3 часов в связи с тем, что не мог найти книгу поверок. После этого я заболел воспалением легких. Когда я вернулся из горбольницы, Цуцори и Боготурия били меня в течение часа ногами (ой, просто не могу писать). Из носа и ушей шла кровь, и я обратился в санчасть. Меня отправили в горбольницу, а перед этим я написал объяснение замполиту роты. Был установлен диагноз: сотрясение головного мозга, перелом кости верхней челюсти, ушибы позвоночника, отбиты легкие. По возвращении меня перевели в другую часть, но там узнали, что в объяснении я указал фамилии солдат, которые меня били, поэтому меня каждый день избивали рядовые Евселев, Литвинов, младший сержант Рязанцев. В связи с тем, что служба стала для меня невыносимой, я самовольно оставил место службы.
Трегубов Николай
Вернуться назад