DataLife Engine > Общество > Почему борьба с коррупцией не даёт результата

Почему борьба с коррупцией не даёт результата

Почему борьба с коррупцией не даёт результата

Практика вымогательства, распилов и хищений в российских верхах оказалась в целом невосприимчива к тем методам, которыми её пытаются обуздать

 

Осознание того, что государственный аппарат страны проеден сверху донизу коррупцией и потому низкоэффективен, за постсоветские десятилетия сделалось в общественном сознании глубоким и поистине всеобщим.

Дезинтегрированное российское общество, разделённое внутри себя множественными линиями разломов, на протяжении очень долгого срока могло безусловно сойтись разве что в одном: в скорбном принятии криминально-коррупционного характера новой, постсоветской государственности как некой данности. Другие “платформы согласия” - например, массовые шествия “Бессмертного полка” или крымский консенсус - сложились сравнительно недавно. То есть на протяжении длительного временного отрезка согласие в нашем обществе возникало исключительно на констатации негатива.

Годы и годы антикоррупционные лозунги являлись абсолютно беспроигрышными для оппозиции любого сорта и окраса. Выбрасывая которые, она гарантированно набирала политические очки. Отражать их власти было совершенно нечем.

Масштабный по времени исторический период - по меньшей мере, с середины 90-х и вплоть до “десятых” годов XXI века - остался в народной памяти как время настоящего коррупционного раздолья. Коррупция сделалась настолько обыденным явлением, что значительная часть граждан де-факто перестала воспринимать её как социальное зло. В России сформировалось целое поколение, не знавшее иного принципа функционирования властной машины и в глубине души, вероятно, даже не осознающее, что может быть по-другому.

Картина стала меняться только с 2012 года, после возвращения В.Путина на высший государственный пост. Первые по-настоящему антикоррупционные процессы с весны-лета 2012 г. начали раскручиваться в провинции - и то поначалу далеко не против самых высоких и влиятельных руководителей.

Масштаб чисток нарастал постепенно, но неуклонно. Со временем под уголовные дела по фактам мздоимства и хищений бюджетных средств стали попадать уже не только мэры провинциальных городов, но и руководители регионов, и чиновники федерального ранга, и сенаторы, и генералы из военных и полицейских ведомств. С арестами разноранговых коррупционеров общество постепенно свыклось – как оно свыклось когда-то с горькой мыслью, что на любых этажах власти чуть выше цокольного куда ни ткни пальцем – наверняка попадёшь в расхитителя, казнокрада и взяточника.

Казалось бы, ситуация хоть и медленно, но неуклонно выправляется: с коррупцией системно борются, изобличённых воров отправляют за решётку, государственный аппарат пополняется лицами, вроде как не встроенными изначально в коррупционно-криминальную вертикаль, но….

Эти весомые “но” действительно существуют, и игнорировать их невозможно.

Первое, что бросается в глаза – это очень долгий временной период, на протяжении которого ведётся кампания по борьбе с хищениями и взяточничеством.

Восемь лет – срок более чем солидный. Для сравнения, сталинский “Большой террор” (проводимый, правда, отнюдь не по причине коррумпированности органов советской власти) уместился в два с половиной года – с середины 1936 по 1938 г. Но “Большой террор” в сжатые сроки дал неоспоримый результат. С враждебными фракциями и группировками внутри правящей партии и государства было покончено.

А вот есть ли сопоставимый по степени неоспоримости результат у антикоррупционной кампании “десятых”?

И вот здесь мы спотыкаемся о второе “но”.

Судя по цифрам, предоставляемым общественности МВД и Генеральной прокуратурой, сколько-нибудь ощутимый результат просто-напросто отсутствует. Масштабы коррупции не только не сокращаются кратно (что можно было бы расценивать как реальный успех на антикоррупционном фронте), но они даже просто не сокращаются.

Так, например, за неполный 2017 год было выявлено почти 19 тысяч преступлений коррупционной направленности, из которых 5596 совершены в крупном и особо крупном размере (что на 13,6% больше, чем в 2016 г.).

В 2018 г. Генпрокуратура насчитала уже 27 тысяч коррупционных преступлений, причём взятки стали брать на 10% чаще, чем в 2017 г.

К осени 2019 г. было выявлено свыше 18 тысяч коррупционных преступлений, нанёсших суммарный ущерб стране аж в 100 миллиардов (!) рублей (замечу, что окончательной статистики за прошедший год пока не обнародовано).

Новый 2020 год опять начался с резонансных арестов. По обвинению в мошенничестве на сумму в 6,7 миллиардов рублей на днях был задержан заместитель начальника Генерального штаба МО РФ генерал-полковник Халил Арсланов. За полмесяца до него по обвинению в получении взятки в 25 миллионов рублей в СИЗО отправили министра внутренних дел Республики Коми генерал-майора Виктор Половникова.

Факты – вещь упрямая.

Приходится констатировать, что практика вымогательства, распилов и хищений в российских верхах оказалась в целом невосприимчива к тем методам, которыми её пытаются обуздать. Складывается полное впечатление, что аресты, процессы и приговоры совершенно не идут впрок. Места прежних обвиняемых на скамьях подсудимых занимают новые, но воровство продолжается по-прежнему: во всех министерствах и департаментах, на всех уровнях, на всех этажах.

Многие, наверное, могут мне возразить, что причина низкой эффективности борьбы с коррупцией заключена в её половинчатости. Что зачастую сроки, назначаемые людям, укравшими из бюджета десятки и сотни миллионов, выглядят смехотворно низкими в сравнении с масштабом причинённого стране вреда (наиболее яркий и одиозный пример – приговор руководительнице “Оборонсервиса” Евгении Васильевой). Что у нас, в конце концов, отсутствует практика конфискации имущества, поэтому изобличённые коррупционеры имеют возможность сохранять-таки за собой если не всё, то значительную часть украденного. Что давно пора, чёрт побери, вернуть смертную казнь за хищения госсобственности в особо крупных размерах.

Всё это, разумеется, замечания резонные. Меры к казнокрадам, которые вплоть до недавних пор, по оценкам ряда экспертов, суммарно раскрадывали ежегодно суммы, эквивалентные федеральному бюджету, действительно необходимо многократно ужесточить. Попустительство систематически совершаемым преступлениям государственного масштаба из стремления соответствовать положениям Европейской конвенции о защите прав человека, особенно в условиях жёсткого политического противостояния с Европой – глупость и вредительство.

Но ключевая причина неистребимости коррупции в постсоветской России, как мне представляется, заключена всё ж таки не в мягкости российского законодательства или правоприменительной практики. Причина кроется глубже.

Укоренившаяся практика использования служебного положения в целях беззастенчивого личного обогащения, будь то оказание за плату разнообразных незаконных услуг или прямой “дерибан” бюджетных средств, восходит к самим основам постсоветской государственности, рождавшейся в ходе “Большого хапка”.

Расхищение общенародного богатства, конвертация власти в крупную и сверхкрупную собственность – в этом, в сущности, и заключается стержневая основа, хребет постсоветского государства, который сформировался в результате антиконституционного переворота осени 1993 года и по-настоящему окостенел к концу 90-х.

Именно форсированная приватизация конца XX века породила то тесно переплетённое между собой сообщество чиновников, верхушки силовиков и околокриминального бизнеса, которое впоследствии известный политолог Сергей Кургинян назвал преступным классом.

Определение, стоит признать, точное, не в бровь, а в глаз. Класс, возникший в процессе “Большого хапка”, не хапать не может. Такова, выражаясь марксистским языком, его классовая сущность. В своё время необходимым условием для прорыва в элиту было обладание миллионными капиталами, а заполучить их, в свою очередь, было возможно лишь путём участия в криминальной приватизации, хищениях госсобственности, прямом криминале.

Восприятие страны и её богатств как “законного” источника “кормления”, по сути, сформировало психологию всей постсоветской элиты. Именно разграбление народного добра и сделало её элитой, экономически и политически возвысив над остальной массой населения, оказавшейся и де-факто, и де-юре отчуждённой от национальных богатств. А сопровождавший разграбление погром едва ли не всех производственных сфер хозяйства при одновременном переводе экономики на примитивную сырьевую ренту дали колоссальные возможности для “присасывания” к получаемым за нефть денежным потокам.

Прореживание рядов коррупционеров и чиновных воров, которое и началось-то вынужденно, в силу обстоятельств, к середине “десятых” годов начавших в буквальном смысле припирать Кремль к стенке, как мы убеждаемся, не даёт серьёзного эффекта. Хищения и воровство не прекратились и даже, как следует из данных приведённой статистики, количественно не сократились.

Хуже того, создание помех на пути разворовывания денежных средств породили новый отрицательный эффект – стихийный, но упорный чиновничий саботаж. На фоне всевозможных слухов и информационных вбросов, связанных с так называемым “транзитом власти”, многие в конце прошлого года не обратили внимания на более чем показательный факт. Чиновниками всех уровней оставлен неизрасходованным целый триллион (!) рублей, заложенный в федеральный бюджет на различные общественные проекты.

Причина “неосвоенности” столь гигантской денежной суммы, разумеется, лежит на поверхности. Столкнувшись с риском сесть за “нецелевое использование”, работники госорганов и всевозможных администраций предпочли ничего в рамках общественных проектов и не делать. Причём предпочли демонстративно, словно бы глумливо плюя в лицо Кремлю, уже который год заявляющему, что рост благосостояния граждан – задача первостепенной важности.

Такова она оказалась на поверку, эта властная вертикаль. Плохо управляемая и откровенно гнилая.

Что ж, отрицательный результат – тоже результат. Борьба с коррупцией без принципиального ужесточения ответственности коррупционеров и – главное! - при сохранении в неприкосновенности политэкономического базиса страны может длиться до бесконечности. Количество коррупционных преступлений, как доказывает статистика, от этого нисколько не падает, а вот и без того низкая эффективность государственного управления снижается ещё больше, что, в первую очередь, почувствуют на себе рядовые граждане.

Такой вот парадокс! Пресечение коррупции, которое, по идее, должно облегчить жизнь как раз рядовым гражданам, страдающим от поборов, властного бездействия или произвола, на практике по рядовым же гражданам и ударило. А ведь именно для улучшения их жизни были задуманы общественные проекты стоимостью в целый триллион рублей.

Так есть ли в принципе выход из этого коррупционно-расхитительского проклятья, терзающего Россию уже столько лет?

При сохранении у власти преступного класса и при сохранении базовых условий, воспроизводящих этот преступный класс – нет. Мы сполна смогли оценить степень лживости сказок про то, что “насытятся и перестанут” и “даже в Англии капитализм начинался с Дрейков и Морганов”, которыми реформаторы все 90-е кормили страну.

Для того, чтобы по-настоящему перестали расхищать бюджеты, нужно изменить сам фундамент государственности. Тот, на котором возводилась государственная конструкция постсоветской эпохи, действует сродни насосу, выкачивающему живые соки из народа и страны.

И будет действовать до тех пор, пока будет что выкачивать. Не стоит заниматься самообманом.



Вернуться назад