"Отравление - излюбленный способ, к которому прибегают спецслужбы в политической войне"
"20 августа произошла третья попытка отравления Алексея Навального. Первый эпизод случился 27 апреля 2017 года, когда Навальный выходил из офиса ФБК: к нему подбежал хулиган и выплеснул в лицо содержимое стакана. После этого была потеря зрения правого глаза на 80%, но лечение помогло восстановиться. Гопники тогда писали про "зеленку". Негодяя никто не искал", - пишет депутат Псковской областной думы на своей странице в Facebook.
"Второй эпизод (28 июля 2019 года) случился, когда Алексей был осужден к аресту и сидел в СИЗО после протестов из-за недопуска кандидатов на выборы в Московскую городскую Думу. Тогда у него неожиданно развилась опухоль на лице, которую тюремные врачи объяснили внезапным (первым в жизни) приступом аллергии. Аллерген не был установлен.
Оба преступления остались абсолютно безнаказанными для заказчиков, организаторов и исполнителей. Более того - оба случая сопровождались глумливым улюлюканьем пропутинской гопоты. Что такое безнаказанность в сочетании с публичным глумлением? Это благодарность за сделанную "работу" и поощрение.
Отравление - излюбленный способ, к которому прибегают спецслужбы в политической войне (это невозможно назвать борьбой, это необъявленная война). Расследовать отравления в государстве, где спецслужба является единственной партией власти, невозможно. Чем завершилось расследование убийства Юрия Щекочихина? Попытка (до убийства) отравления Анны Политковской? Два покушения на убийство Владимира Кара-Мурзы-младшего? Покушение на Петра Верзилова?
Все уроки российских политических отравлений показывают: политические заказчики этих преступлений гарантируют не только их нераскрытие, но и поощрение преступников. Поэтому никакого барьера опасности перед соучастниками таких преступлений нет.
Крайне прискорбно, что к большинству таких преступлений оказываются причастны врачи: им приказывают (в лучшем случае) молчать, в худшем - лгать. По существу - нарушать клятву Гиппократа. Медицина как служанка (в части разработки ядов) и заложница (в части паралича врачебного долга) спецслужб - трагический символ нашей страны.
Между тем успех врачей - это половина успеха следствия. Без ответа на вопрос, каким ядом отравили Алексея Навального, ответ на вопрос о как минимум исполнителях преступления не будет получен или, во всяком случае, не будет доказан. Причина критично долгой паузы с передачей Навального на лечение за пределы России, скорее всего, состоит в том, что состав яда является государственной тайной. Время для его распада в организме - это время для маскировки следов преступления.
По ингредиентам яда возможно установить производителя (места возможного производства) и - самое главное - прояснить механизм действия, что позволяет вести не только симптоматическое, но и доказательное лечение. И позволяет в случае успеха спасти многие жизни на будущее. Раскрытие формулы яда - это главный шаг к антидоту и обесцениванию яда для заказчика.
Жизнь человека в такой ситуации не значит ничего, главной задачей властей является сохранение тайны орудия преступления, которое должно остаться пригодным для применения.
Главой всех силовых структур России является Путин. Он руководит ими напрямую, он формирует высший командный состав, он определяет приоритеты их работы. В полицейском государстве главным полицейским является президент. Он решает вопросы жизни и смерти.
Без согласия Путина невозможно вывезти Навального из Омска за рубеж (у Навального, к слову, подписка о невыезде), принять внешнюю помощь, предоставить не только шанс выжить человеку, находящемуся на грани жизни и смерти, но также возможность специалистам, которых не может контролировать российская власть (то есть Путин), провести исследования и сделать свои выводы.
Улики и доказательства в таких случаях чаще всего не бывают прямыми. Широкая картина преступления складывается из множества косвенных деталей - такого множества, которое позволяет и увидеть замысел, и доказать умысел. А суд общества, как и суд присяжных, может выносить свой вердикт, отвечая на один-единственный вопрос: верю в виновность подозреваемого или не верю".
Вернуться назад