Отстаньте от пацана
С волками жить — по волчьи выть. С тупыми и злобными «патриотами совка» надо говорить на простом, доступном им языке. «Ребята, вы приняли закон, предусматривающий уголовную ответственность «за отрицание фактов и выводов установленных приговором Нюрнбергского трибунала». Так? Так! Вы сами этот закон придумали, не я. Так вот, приговором Нюрнбергского трибунала установлено, что служба в вермахте — в любом чине, от рядового до генерала — не является преступлением. Соответственно, солдат вермахта, погибший в русском плену — не преступник. Точка. Не нравится? Меняйте свой закон. А от пацана отстаньте».
Это для тупых. Для тех кто поострее напомню, что лагерь военнопленных — это не место отбывания наказания преступников (впрочем, даже и в этом нехорошем месте преступник должен отбывать наказание, назначенное ему судом, а не произволом пьяного садиста-надзирателя). Лагерь военнопленных — это место временной принудительной изоляции. Чтоб вражеский солдат не убежал к своим, не взял в руки оружие и не начал снова убивать наших солдат. Вот и всё. Пленного нельзя мучить и убивать. Пленного надо кормить и лечить — с помощью, если потребуется, международного Красного Креста и (самое главное) в обмен на аналогичную кормежку и лечение наших пленных. После окончания войны пленного надо вернуть домой.
Из этого простого перечня в частности следует, что даже сам факт насильственного удержание в советских лагерях — не говоря уже про расстрел в Катыни и Медном — т.н. «польских военнопленных» есть беззаконие и произвол. Де-юре никакой войны между СССР и Польшей в 1939 году не было вовсе. Де-факто вооруженный конфликт был, но он продолжался две недели и в начале октября 1939 года закончился. Какие такие «польские военнопленные» могли быть на территории СССР в июне 41 года?
Вернемся, однако, к немцам. В советском плену погибло 450 тыс. немецких военнопленных. Каждый четвертый — и это официальные, признанные (очень тихо признанные, в примечаниях мелким шрифтом на последней странице изданных штучным тиражом монографий) советской стороной цифры. Германские историки называют втрое большую цифру (разница, главным образом, складывается из судеб тех пленных, которых до стационарного лагеря с налаженным учетом контингента не довели). А те кто выжил годами удерживались в лагерях после окончания войны. Некоторым — особо и персонально заметным — «шили» уголовную статью за удивительные преступления. Хрестоматийный пример — Эрик Хартманн, самый результативным летчик-истребитель люфтваффе. Отпускать его живым домой не хотели. Поэтому судили за то, что летом 41-го года он с бреющего полета расстреливал толпы безоружных беженцев. Ужасное злодеяние. Правда, из документов следовало, что на Восточный фронт Харманн прибыл только в 1943 году. Трибунал не растерялся и выписал Хартманну «десяточку» за преднамеренную порчу государственного имущества в особо крупном размере (с этим не поспоришь — десятки сбитых самолетов); освободили его уже после смерти Сталина…
Про гибель сотен тысяч немецких военнопленных в советском плену хотя бы иногда кое-где вспоминают. Про сотни тысяч гражданских (!) лиц, в том числе женщин, которых после окончания войны и «освобождения» восточной Германии пригнали на принудительные работы в Советский Союз, где — опять же, по самым минимальным оценкам — погиб каждый третий, не говорят никогда. И правильно делают, что молчат: угон гражданского населения в рабство — это в чистом виде статья обвинения Нюрнбергского трибунала. И не надо про то, что «сами разрушили — сами пускай и отстраивают». Немецкие женщины, которых в летних платьицах отвезли в Норильск, ничего так не построили, их и закапывать в мерзлом грунте пришлось русским мужикам; у себя дома, на немецком заводе с немецким порядком они бы отработали репарации в пользу СССР с несравненно лучшим результатом. Но Сталину был нужен другой результат, нематериальный (не хлебом единым был сыт недоучившийся семинарист).
Что нужно его политическим наследникам? Да ничего не нужно, просто иррациональная злоба ко всему живому из ушей лезет.
Вернуться назад