Чьими руками большевики устанавливали новые порядки
Главной опорой молодой революционной власти в борьбе с "внутренним врагом" и в Гражданской войне были отнюдь не "сознательные пролетарии и беднейшие крестьяне", как убеждали нас советские учебники, а интернациональные отряды, рекрутированные из иностранных граждан, оказавшихся в границах империи в трагическом 1917-м. Наиболее дисциплинированные, профессиональные подразделения, не знавшие дезертирства, готовые выполнить любой приказ, формировались из военнопленных. Они закрывали бреши на фронте и свирепствовали в тылу: безжалостно подавляли антибольшевистские выступления рабочих и крестьян, проводили продразверстки, осуществляли карательные рейды и зачистки. Именно интернационалисты переломили ход Гражданской войны в пользу Советов. "Огонек" разбирался, чьими штыками на самом деле делалась русская революция
Александр Трушин
Зинаида Гиппиус в своих дневниках и Иван Бунин в "Окаянных днях" подробно описали, что творилось в обеих столицах в первые месяцы после прихода к власти большевиков в октябре 1917-го: пьяные толпы бежавших с фронта солдат и бросивших свои корабли матросов, стрельба на улицах и грабежи, анархия в самых безобразных проявлениях...
Это только в советской киноистории простой русский "человек с ружьем" стал опорой и надеждой новой власти. В истории реальной никакого доверия к соотечественнику с винтовкой у революционного руководства не было: советское правительство едва смогло найти в ноябре одну боеспособную часть (это был 6-й Тукумсский латышский полк) для охраны Смольного, а в личную охрану вождей набирали... китайцев.
От кого "Петлюра бежала"?
Кто читал роман Островского "Как закалялась сталь", должен помнить такой эпизод: "Не скрываясь, бежит загорелый, с воспаленными глазами китаец, в нижней рубашке, перепоясанный пулеметными лентами, с гранатами в обеих руках. "Куда Петлюра бежала?" — задыхаясь, кричал Сереже китаец". И в других литературных произведениях о Гражданской войне, начиная с шолоховского "Тихого Дона", полно упоминаний о чужих людях с винтовками и пулеметами — об интернационалистах.
Кто звал их в Россию? Что они делали в нашей революции? Опрошенные "Огоньком" эксперты (профессор МПГУ Василий Цветков, профессор СПбГУТ, вице-президент Всероссийской ассоциации историков Гражданской войны Сергей Полторак, профессор Университета Дмитрия Пожарского Сергей Волков) единодушны: никто их не приглашал специально, все они находились в России к началу революции.
Было несколько источников формирования интернациональных отрядов. Основной — военнопленные (более 2 млн) и трудовые мигранты (из 1,5 млн мигрантов большинство составляли китайцы — около 400 тысяч, приехавших в 1915 году по соглашению между правительствами России и Китая, но были также иранцы, индусы, корейцы) — они замещали в промышленности и в сельском хозяйстве ушедших на фронт работников. Кроме того, беженцы из сопредельных государств, переселенцы. Особняком стоит одна категория — социал-демократы (коммунисты) из разных стран Европы и Америки — из их числа набирали комиссаров во время Гражданской войны, многие стали видными деятелями ВЧК. И наконец, бывшие подданные Российской империи, после 1917 года ставшие гражданами вновь образованных государств — поляки, литовцы, латыши, эстонцы, финны. Они до Октябрьского переворота воевали в частях российской армии. А в 1918 году стали ядром новой Красной армии. Лев Троцкий еще в апреле 1917-го говорил, что "у целого ряда народов есть счета к российской монархии и русскому народу, и это надо умело использовать в борьбе с контрреволюцией и другими внутренними врагами".
В 1918 году в Красной армии насчитывалось около 500 различных интернациональных подразделений, от роты до дивизии. Число штыков в них — около 220 тысяч. Это наиболее боеспособная и организованная часть Красной армии на конец 1918 года
Понятно, что не все они сражались на стороне новой власти. Например, чехословацкий корпус, насчитывавший около 40 тысяч штыков, весной 1918-го выступил против большевиков. Но кто "белочехам" противостоял? Правильно, другие "красные иностранцы". Сергей Волков рассказывает, что "в первых отрядах, брошенных против чехо-словаков, были их исконные враги — венгры и немцы. Они составляли до 90 процентов (!) красных войск в Сибири. Столкновения венгров и чехо-словаков были очень жестокими, пленных не брали, рубили всех на месте".
Таким же ожесточением отличались столкновения поляков, служивших у белых, и "красных" немцев — вся их вековая вражда выливалась наружу.
Особой жестокостью отличались китайцы. Около 40 тысяч их насчитывалось в отрядах ВЧК, разумеется, не на руководящих должностях, а на самых низовых. Этих бойцов, готовых выполнить любой приказ командиров, не знающих сомнений и колебаний, отправляли в основном в деревни на хлебозаготовки. Они не разговаривали, просто отбирали у крестьян зерно. И вызывали в ответ лютую ненависть. Китайцев также использовали при массовых расстрелах, когда появлялись сомнения в стойкости чекистов других национальностей (подробно об этом "Огонек" писал в N 19 от 15 мая 2017 года в материале "Китайские штыки русской революции").
Василий Цветков отмечает, что "всего в 1918 году в Красной армии насчитывалось около 500 различных интернациональных подразделений, от роты до дивизии. Число штыков в них — около 220 тысяч. Это примерно пятая (и наиболее боеспособная и организованная) часть Красной армии на конец 1918 года. Из них 120 тысяч составляли венгры и австрийцы. Эти отряды готовы были выполнить любой приказ. В них почти не было случаев дезертирства — им некуда было бежать. Их бросали на самые ответственные участки войны — Поволжье, Урал, Дон, Крым. И в 1919 году латышские и эстонские стрелки спасали советскую власть. Когда бойцы Добровольческого корпуса генерала Кутепова взяли Орел и двинулись на Москву, остановить их смогла только ударная группа из Латышской и Эстонской дивизий".
Сергей Волков считает, "что именно эти люди, оторванные от своих родных корней, оказавшиеся в пекле Гражданской войны, были необходимы большевикам. Не то чтобы они отличались какими-то зверскими качествами. Просто им, чужестранцам, не жалко было наших рабочих и крестьян, казаков, женщин, детей, стариков. Выжить они могли, только сражаясь за большевиков и выполняя приказы их власти".
Отдельный разговор — о латышских стрелках, "янычарах Ленина", "железной гвардии большевиков". К осени 1917-го российская армия была полностью разложена большевистской пропагандой. Солдаты не желали воевать, бросали позиции, расходились по домам. Но части, в которых служили латыши и литовцы, оказались отрезанными от Курляндии — там стояли немцы. Когда Ленин 15 января 1918-го подписал декрет о создании РККА, первой регулярной частью Красной армии и стала Латышская стрелковая советская дивизия. Что касается 23 февраля, когда вся страна празднует День защитника Отечества, то известно, что в тот день 1918 года посланные из Петрограда навстречу наступавшим немцам красногвардейские отряды нашли на одной из железнодорожных станций цистерны со спиртом и перепились. Защищать Петроград пришлось все той же Латышской дивизии. В Архангельске, Пензе, Саратове, Могилеве, Витебске и еще в десяти городах России были созданы соединения этой дивизии и латышско-эстонские спецотряды ВЧК-ОГПУ. Общая численность красных латышских стрелков в то время превышала 25 тысяч человек.
Идеология и прагматика
Сергей Полторак считает, что одним из важных мотивов участия интернационалистов в Гражданской войне в России была вера в мировую революцию. И в самом деле, III Интернационал был создан из тех 220 тысяч, воевавших у нас. Но были и другие мотивы, на которые указывает Василий Цветков,— сугубо прагматические.
Пленные из Германии и Австро-Венгрии в 1918 году оказались перед дилеммой: ехать на родину или оставаться в России. В первом варианте их отправили бы на Западный фронт, где творилась жуткая мясорубка, в которой было мало шансов уцелеть. Бойцов Чехословацкого корпуса ждал расстрел за "измену". В России же в 18-м году было относительно спокойнее. К тому же, поступая на службу к большевикам, иностранцы возвращались к своей военной профессии, получали пусть и небольшое, но жалованье, а главное — надежный паек.
В 19-м году, после крушения Германской, Австро-Венгерской, Турецкой империй, многие из интернационалистов, повоевав за советскую власть в России, поехали на родину — создавать коммунистические партии и устраивать социалистические революции у себя дома. Однако советские республики в Прибалтике, Германии, Венгрии просуществовали недолго, и "опытные люди" вернулись назад — в Россию. Кому-то удалось занять партийные должности, кто-то работал в III Интернационале, кто-то продолжал служить в Красной армии. А потом пришел 37-й, и интернационалисты столкнулись с тем, что сами 20 годами ранее творили на нашей земле.
В 1967-м по случаю 50-летия Октябрьской революции об оставшихся в живых иностранных "революционных бойцах" Страна Советов все же вспомнила: генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев наградил 3 тысячи интернационалистов орденами СССР — так сказать, за "вклад"...
Вклад Белы Куна
А в завершение сюжета — занятные детали из биографии видного интернационалиста, оставившего особый след в отечественной истории,— Белы Куна.
В Первую мировую он был призван в австро-венгерскую армию, в 1916-м попал в плен, отправлен на Урал. Там вступил в РСДРП(б), и партия ему снова вручила винтовку: он воевал против "белочехов", Колчака, участвовал в подавлении антибольшевистских мятежей в разных городах России. Потом устанавливал советскую власть в родной Венгрии — Венгерская советская республика просуществовала 133 дня (с 21 марта до 6 августа 1919 года), а после ее разгрома Бела Кун бежал в Австрию и затем... вернулся в Россию, где его навыки и "несгибаемая твердость" пригодились снова.
В октябре 1920 года венгерский "спец" был назначен членом Реввоенсовета Южного фронта, а 16 ноября того же года — председателем Крымского ревкома. Назначение было продуманным, Беле Куну предстояло командовать своими: в составе советских частей, штурмовавших Перекоп, примерно половину из 35-тысячной группировки красных составляли интернациональные подразделения — венгерская, латышская и эстонская дивизии.
Вот что писал о Крыме Сергей Мельгунов в книге "Красный террор в России в 1918-1923 годах" (орфография сохранена): "Крым назывался "Всероссийскiм Кладбищем". Мы слышали об этих тысячах от многих, приезжавших в Москву из Крыма. Разстрелено 50.000 — сообщает "За Народ" (No. 1). Другiе число жертв исчисляют в 100-120 тысяч, и даже 150 тыс. Какая цифра соотвeтствует дeйствительности, мы, конечно, не знаем, пусть она будет значительно ниже указанной! Неужели это уменьшит жестокость и ужас расправы с людьми, которым, в сущности, была гарантирована "амнистiя" главковерхом Фрунзе? Здeсь дeйствовал извeстный венгерскiй коммунист и журналист Бэла Кун, не постыдившiйся опубликовать такое заявленiе: "Товарищ Троцкiй сказал, что не прieдет в Крым до тeх пор, пока хоть один контр-революцiонер останется в Крыму; Крым это — бутылка, из которой ни один контр-революцiонер не выскочит, а так как Крым отстал на три года в своем революцiонном движенiи, то мы быстро подвинем его к общему революцiонному уровню Россiи..."".
Резня в Крыму продолжалась несколько месяцев. Офицеров, поверивших Фрунзе и попавших к Беле Куну, расстреливали, вешали, топили в Черном море (это называлось "десант на Кубань"). Расстреливаемых складывали в яму рядами. Через минуту на них ложился новый ряд еще живых, и так продолжалось до вечера, пока яма не наполнялась до краев. Утром еще не умерших добивали камнями. В ямы шли не только пленные офицеры и солдаты, но и врачи, медсестры, учителя, инженеры, священники...
По окончании резни Бела Кун отправил Ленину короткую телеграмму: "Крым наш".
Вернуться назад