Россия веселилась, а первоклассницу Дарину убивали
На третий день праздников, когда страна отмечала Новый год, а российские законодатели — пятилетие «закона Димы Яковлева», запрещающего американцам усыновлять наших сирот, в деревеньке Агибалово мучительно умирала 7-летняя Дарина Лучина (имя изменено). По версии следствия, ее задушил приемный отец. На новогоднем утреннике малышка отказывалась идти домой, плакала, что ее там убьют, просила помощи, выбегала на улицу. Но народ веселился и не обращал внимания. Утром 4 января Дарины не стало.
Из личного архива.
«Всю ночь из их дома доносились ее крики, а потом — ох, она лежала на диванчике у крыльца в одной рубашонке, а этот изверг еще и отпирался, мол, знать ничего не знаю», — не скупятся нынче на комментарии деревенские. «Изверг», «бес», «сумасшедший» — такими эпитетами щедро награждают они подозреваемого в детоубийстве.
Остается понять, каким образом 50-летнему Петру Романенко и его 48-летней супруге Екатерине Стебливской, бывшим гражданам Украины, не имеющим своего жилья, кочующим из деревни в деревню, за короткий срок удалось взять под опеку аж восьмерых (!) детей. По словам соседей, они не собирались останавливаться на достигнутом.
Остановило — убийство.
Характеристика на Стебливскую Екатерину Григорьевну: «За время работы в должности подсобной рабочей зарекомендовала себя с отрицательной стороны: низкая работоспособность, завышенная самооценка. Легко втиралась в доверие, имеет склонность к предоставлению информации в искаженном виде, льстива и красноречива. Указанные факты свидетельствуют о невозможности социальной адаптации, невозможности предоставления детей на воспитание».
Характеристика на Романенко Петра Ивановича: «За время работы скотником-пастухом зарекомендовал себя как нестарательный, недисциплинированный, не любящий свою работу человек. Выполнял свою работу на низком уровне. Работал плохо, нуждался в постоянном контроле. Имел склонности к прогулам. Был склонен к противоправному поведению. Не имел авторитета среди коллег».
Справки выданы по месту требования.
Семья перекати-поле
В деревне Стешино Холм-Жирковского района Смоленской области эта пара появилась в 2016 году.
На первый взгляд люди как люди. Муж, жена... Бывшие граждане Украины. Но перебрались к нам задолго до войны. «Брак между Катериной и Петром был зарегистрирован в 2010-м, за год до их переезда. Нас еще удивило, что раньше у него тоже была фамилия Стебливский, но затем он получил в России новый паспорт и почему-то стал Романенко. Может, и на Украине за ними тоже какой след тянется?» — размышляют в местной администрации.
Дали им дом в социальный наем, небольшой, но со свежим ремонтом и за символическую квартплату, предложили работу: он пастух и скотник, она подсобная рабочая. Вскоре приезжие попросили у директора совхоза положительные характеристики, дескать, хотим взять под опекунство сирот. Сперва причин отказывать им не было. «Привезли они трех детишек, мальчика и двух девочек. Потом еще одного, совсем маленького. Родная мать их попала под суд, и поэтому ребятишек изъяли», — вспоминают в деревне.
Глава семейства Петр забирал длинные волосы в пучок, сзади хвост, спереди борода, угрюмо сверкал глазами, говорил громко и непонятно, с сильным акцентом, по местным меркам — подозрительная личность. «Про религию любил вставить словечко, заявил, что он дьякон и работать пастухом не может, а хочет быть священником». Катерина тоже должности подсобной рабочей не радовалась. Считала, что достойна большего.
Взятые же под опеку детишки росли тише воды, ниже травы. «Сядут, как воробьята, в ряд, руки на коленки сложат», — вспоминает директор сельскохозяйственного кооператива Виктор Ступак.
Но — сытые, одеты чистенько, «папа, мама», не придерешься, вот только глаза испуганные. «Их дом через четыре был от нашего, — рассказывает 60-летняя соседка Валентина Михайловна Ковалева. — Мы овец держим, и как-то Петр попросил продать ему пару. И вдруг принялся шутить: мол, не знаю ли я, как у овец в животном мире сексуальное общение происходит, может ли мать со своими детьми спать или отец? Я его тогда резко осадила...»
Валентине Михайловне казалась неестественной тишина в соседнем доме. Слышно, как часы тикают. «Не могут нормальные дети так себя вести!» Пару раз пенсионерка порывалась сходить в опеку, но так и не решилась. «Понимаете, это деревня... А вдруг возведу напраслину на хорошего человека? И как мне потом ему в глаза смотреть?»
Деревенский люд целое лето наблюдал, как дети с Петром пахали в коровнике, пасли стадо. То есть работала мелкота, а так называемый отец крутил коровам хвосты. Как-то начальство углядело, что приемный мальчонка один скачет на лошади. Против всех правил безопасности. «Я его предупредил: чтобы больше не повторялось! — уверяет председатель Виктор Ступак. — Я эту парочку сразу раскусил. Это они кому другому могли лапшу на уши вешать. Да у них все мысли были — взять еще детей, машину купить. Работники никудышные, ни кола ни двора. А за приемных очень даже неплохо платят. Четыре ребенка — это несколько десятков тысяч, федеральные выплаты, региональные надбавки, зарплата родителям, льготы и субсидии».
Поэтому на просьбу подписать им еще одну характеристику для детского дома директор ответил категорическим отказом. «Ага, сначала они кучу новых детей сюда приволокут, потом потребуют по закону, чтобы я им трехэтажный особняк построил. Приедет их 10 человек — 160 метров подавай. Петр будет семечки лузгать, пока мы на них всем миром пахать станем».
Родную мать первых приемышей оправдали, и она забрала детей обратно. Настали для Петра и Катерины тяжелые времена. Снова приходили они в администрацию, умоляли выдать им нужные справки на очередную партию сирот. «Скажу честно, Екатерина Григорьевна даже на коленях передо мной стояла: напишите характеристику. Но мне неприятности не нужны. Пусть лучше уезжают от греха подальше, так я им и ответил».
К чести председателя Ступака, он не просто попросил нерадивых работников покинуть хозяйство, но и позвонил в соседнее село, проинформировал о том, что могут, дескать, объявиться такие, съездил и в районную опеку.
Однако семейку все же приняли в соседнем Агибалове, что километрах в двадцати от Стешина. Весной 2017-го с ними прибыли и четверо новеньких малышей. 10-летняя Арина отдельно и трое детишек из другой неблагополучной семьи, 6-летняя Анечка и двойняшки, Дима с Дариной, по 7 лет (имена изменены). Все из одного детского дома.
«Меня там убьют»
На новом месте жительства Катерина развернулась в полную силу. Оформили ее музыкальным руководителем детского сада, фактически еще одним воспитателем. Был ли у нее на самом деле педагогический диплом, и если был, то почему она не продемонстрировала его еще раньше, в Стешине, — учителей-то на селе не хватает, или в Агибалове просто пожалели бесприютную бабу с приемышами и лентяем-мужем — об этом история умалчивает.
Коллеги новую воспитательницу ценили. Родители уважали. Дети любили. «Григорьевна хорошая!» — доказывает мне 3-летняя Алина.
Именно ее мама одной из первых забила тревогу. «Слишком она льстивая, неискренняя, посторонних детишек, которые у нее в группе, и поцелует, и обнимет, и к сердцу прижмет, а свои четверо — Арина, Анечка и Дима с Дариной — будто чужие, очень с ними сухо она себя вела. Если ты детей не любишь, так зачем взяла?» — удивляется Алла Селеменева.
Селеменевы — москвичи. Сюда приехали, потому что у дочки сильная аллергия. А на Смоленщине — экология, продукты с огорода, парное молоко...
Только привыкнуть к менталитету местных жителей оказалось гораздо сложнее. «На деревне не скроешься, — разводит руками Алла. — Причем, с одной стороны, здесь готовы обсудить всех и вся, а с другой — когда Дарина умоляла спасти ее, сразу по своим домам попрятались и ничего не знают».
Алла показывает мне фотографии с детсадовских и школьных утренников. Выпускной дошколят в конце мая. Нарядные Дарина и Дима с лентами на боку позируют рядом с приемной мамой-воспитательницей. Улыбаются оба.
А это уже последние снимки — на Новый год. На утреннике веселье испортила Дарина, стих рассказывать так и не пошла и подарку не обрадовалась. «Она у нас просто стеснительная», - объясняла «Григорьевна».
«Они с братиком как будто бы потускнели, такие грустные, напряженные все время, — поясняет Алла Селеменева. — До этого Диме кто-то руку сломал — объяснили тем, что он сам упал неудачно. При этом сама Екатерина все повторяла, какие у нее ребятки хорошие, какие в доме помощники и что она собирается их совсем усыновить, чтобы даже без выплат. Не могу сказать, сколько она тратила на детдомовцев, но даже платья девчонкам на праздники соседки давали. А еще мне казалось, что особенно последнее время дети запуганные ходили...»
Алла утверждает, что и связать не могла бомжеватого вида деревенского пастуха (по карьерной лестнице Петр в Агибалове не поднялся) с артистичной и яркой «Григорьевной». «Екатерина часто рассказывала про своего супруга, какой он замечательный человек. Когда я однажды столкнулась с Петром на входе в детский садик, то еще неприятно удивилась — а этот что тут делает? Я и представить себе не могла, что он и есть ее муж».
Но на самой последней елке в клубе, где Дарина устроила настоящую истерику, крича, что не пойдет домой, потому что ее там убьют, Алла Селеменева не была. Говорит, что если бы пришла, то, наверное, постаралась бы помочь. Не судьба.
3 января Катерина покинула деревню. Кому-то сказала, что едет к тетке в Белгород, кому-то — в Ростов-на-Дону, была еще одна версия, что сорвалась к внезапно заболевшей маме на Украину. Но так как транспорт от них ходит не каждый день и надо было добираться на перекладных, поездка явно планировалась заранее. Хмурый, как обычно, Петр помог донести ее тяжелые сумки с гостинцами. Дети оставались на нем...
«Хотя и не должны были, ведь официально опекунство оформлено на Катерину, а он им вообще никто!» — возмущаются местные.
Слезы на пушистых ресницах
Сняли Екатерину Стебливскую полицейские с поезда в Воронеже. Следующим утром. До этого соседи пытались дозвониться ей на телефон и слали смс, чтобы сообщить о смерти маленькой Дарины, но трубку она не брала.
По сообщениям местных СМИ, Петр мог надругаться и затем задушить девочку на глазах у остальных детей. В ту ночь в деревне загорелся магазин, и он, обеспечивая себе алиби, говорил, что был на пожаре. «Вернулся, дескать, а она лежит в одной маечке на крыльце... А до этого дети кричали всю ночь, ой, как они кричали!» — причитают сейчас деревенские.
Хоронили Дарину, как рассказывают, за счет администрации. И еще до похорон «Григорьевна» как ни в чем не бывало вышла на работу в детский сад. «А каким образом я могу ей запретить? Не она же ее убила», — бросается на защиту главная воспитательница Анастасия Александровна Янковская и возмущается теми родителями, кто после случившегося отказывается приводить своих малышей в группу. «Женщине и так досталось, у нее же остальных детей отобрали. Вся жизнь теперь сломана», — вздыхает она.
Сюжеты местных СМИ тоже полны сентиментальных подробностей. И как рыдала Катерина на кладбище, как спрашивала у всех и вся, понравится ли ее «доце» платье настоящей принцессы, в котором она лежала в гробу. «Какие же большие у Дарины были глаза. Какие пушистые ресницы», — восклицала она на диктофон здешним журналистам. «Зверь! Изверг! Как будто бы в него вселился бес!» — во всем обвиняла мужа, словно и не прожила с этим человеком годы, не знала, чего от него можно ждать.
«Я ни за что не поверю, что Катерина не подозревала, что Петр приставал к девочке, а может быть, и к другим детям, — уверена Алла Селеменева. — Она далеко не глупая женщина, все вокруг видели, какой он есть, а она нет? Все понимали, что с ребятишками что-то происходит, кроме нее. И при этом уехала, оставив на явно странного человека таких маленьких и беззащитных детей, как ее можно вообще теперь подпускать к другим малышам?»
Впрочем, в здравом смысле и чувстве самосохранения Стебливской не откажешь. Когда после ареста Петра позвонил следователь и сказал, что подъедет за его вещами, их нужно отправить на судмедэкспертизу — на предмет нахождения возможных следов других преступлений, Катерина сказала, что никакой одежды мужа у нее не осталось — она все сразу же сожгла.
...В неказистый домик Стебливских на деревенской окраине я попала уже затемно. Маленький дворик, диванчик у крыльца, припорошенный снегом, — здесь лежала мертвая Дарина. Темные окна. Лишь в самой дальней комнате мерцает яркое пятно телевизора — хозяйка спокойно смотрит сериал. Меня невольно передергивает. Как же ей не страшно, одной, там, в зазеркалье, где еще недавно звучал детский смех...
Наконец, дверь открывается. Екатерина Григорьевна глядит на меня, натянутая как скрипичная струна. «Он сломал мне жизнь. Все убил и уничтожил. Но дети хотят вернуться, и я буду за них бороться», — только и говорит она про арестованного мужа. И еще — что видела приемышей и даже разговаривала с ними (кто и как при таких обстоятельствах мог их ей показать?) и они просились домой к маме, то есть к ней.
Но ведь у этих детей есть и биологическая мать? Где же она? И что же натворила, что передать малышей в ТАКИЕ руки было для них наилучшим выходом?
Мать, мачеха и государство
Следы приводят в местечко Шаталово, где находится школа-интернат, откуда, как оказалось, и получила всех восьмерых приемных детей семья Стебливских. От Агибалова это добрых двести километров. На свидания с подарками к детям не наездишься. Однако здешний директор Галина Александровна Соколова утверждает, что будущие опекуны ей сразу приглянулись и никаких подозрений не вызвали. Дети их полюбили.
— Документы у них все были в полном порядке. Подготовка тоже. Существует государственная процедура, и они ее прошли, с нашей стороны никаких нарушений нет.
— А сам Петр какое впечатление оставил?
— Только хорошее.
В Шаталове Галина Соколова работает больше двадцати лет, пользуется непререкаемым авторитетом, и ее школу-интернат везде называют примером для подражания. Наверное, это удивительно, что педагогу с огромным стажем будущий убийца маленькой девочки понравился. А председатель совхоза Виктор Ступак, который ничуть не педагог, а бизнесмен, сразу понял, что дети попали не в те руки.
«Да ну, какие там выплаты, не такие уж они и большие», — смеется Галина Соколова.
— Так по деревенским меркам и десять тысяч на одного — огромные деньги, а их там четверо, разве не так?» — переспрашиваю я. И уточняю: должны ли были представители интерната навещать детей, беседовать с ними, смотреть, в каких условиях те живут?
«Мы имеем право работать с семьей только тогда, когда они сами нас попросят. Это не обязательно. Да и территориально добраться до них довольно далеко. Но есть органы опеки, которые обязаны были всё контролировать на месте».
— А то, что у Стебливских не было своего жилья, постоянной прописки, хорошего дохода, непонятно, откуда они взяли положительные характеристики, — это как-то проверяли?
— Повторяю, все документы у них были в полном порядке.
«А как же родная мать этих детей? Может быть, она их ищет?» Соколова вздыхает: «Эх, эти родители — они алкаши, дети им были совсем не нужны. А если и ищет, то это такой пиар-ход, а не любовь... Во всяком случае, здесь она ни разу не объявлялась».
Разыскать Викторию Лучину (имя изменено) лично мне не составило никакого труда. Есть такая вещь, как соцсети. О смерти дочери она не знала. Информацию в ее деревню передали, но саму ее никто не оповестил. «Куда же мне ехать? Что делать?» — растерянно повторяла молодая женщина.
Ее история жесткая и простая одновременно. Деревня, работы нет, мужиков хороших нет. Выпивала не часто — на донышке. С отцом старших детей Дарины и Димы не сложилось, отец маленькой Ани двойняшек усыновил, но затем она его выгнала за измену. «Условия жизни у нас плохие. Дом маленький, отопление печное. Иногда я была выпивши и посуду не мыла. Но детей я любила, не думайте. Но однажды сильно повздорила с соседкой, и она пообещала написать на меня в органы опеки. Чтобы их отобрали. Я думала, пугает, оказалось, нет».
Ребятишек изъяли, когда Виктория находилась в роддоме, рожала четвертую дочь. «Возвращаюсь домой, а там никого. Оказывается, меня еще в декабре прав лишили, а бумага пришла только в марте». «Вы пытались как-то вернуть детей?» Женщина вздрагивает: «Я боюсь... А вдруг у меня последнюю дочку отнимут?»
По ее рассказу, никто их семью не патронировал, не пытался сделать так, чтобы малыши остались у родной матери, — просто приехали и насильно забрали. Убедительности словам добавляло то, что Вика не залила горе водкой, оплакивая Дарину, а, временно оставив четвертую малышку на свою маму, собралась и уже на следующий день приехала почти за двести километров в Агибалово, сходила в органы опеки, выяснила, где находятся на данный момент остальные малыши, поехала к ним, пообещала, что сделает все, чтобы их вернуть.
Получится ли? Что может сделать обычная деревенская и не слишком счастливая женщина против чиновничьего произвола и равнодушия?
Недетский юбилей
Пять лет назад, когда «закон Димы Яковлева» был триумфально принят большинством голосов в Госдуме при восьми «против», законодатели заявляли, что руководствуются исключительно благом детей. И дело не только в том, что американские усыновители периодически их истязают и убивают, но и в системе, которая создалась вокруг самого института международного усыновления. «Все погрязло в коррупции. Одно усыновление стоит от 50 тысяч долларов и выше», — уверяли эксперты.
Предполагалось, что, если брать под опеку детдомовцев станут российские граждане, нарушений станет в разы меньше. А чтобы стимулировать их желание, надо всего лишь увеличить размеры выплат. Денег действительно стало больше. И одна порочная практика тут же сменила другую — теперь малышей, особенно в провинции, нередко отдают алкоголикам и тунеядцам, сомнительным личностям, ничего толком не проверяя, пачками. По 4-5, а то и более, человек в одни руки.
Громкий прошлогодний скандал с опекуншей Светланой Дель, которую обвинили в том, что она издевалась над десятью приемышами, так ничего и не изменил.
Да, убивать российских детей в Америке перестали. Их начали убивать на родине.
2017 год. Вынесен приговор 28-летней приемной матери из Калужской области. Дочку они с мужем убили за «отсутствие навыков самообслуживания и непослушание», труп закопали в лесу.
2016 год. В Калачинске из-за взорвавшегося телевизора сгорели четверо приемных детей. Родителей ночью дома не было.
2016 год. В Липецкой области опекуны зверски убили приемную девочку. На ее теле обнаружили более 60 шрамов, ребенок подвергался сексуальному насилию.
В 2015 году от преступлений приемных родителей погибли 7 приемных детей. Всего же с момента принятия «закона Димы Яковлева» жертвами нерадивых российских усыновителей, по разным данным, стало несколько десятков детей.
Есть ли какая-то выгода у детских домов, судов и органов опеки отдавать несовершеннолетних подопечных неизвестно кому, фактически бомжам и перекати-поле? Или они это делают исключительно ради будущего счастья сирот и иногда просто ошибаются? В любом случае Дарину Лучину, увы, не вернуть.
Но вина в ее гибели лежит не только на Петре Романенко, а на всех тех, кто должен был и мог его остановить.
Как стало известно «МК», сейчас следственным управлением Следственного комитета по Смоленской области ведется доследственная проверка органов системы профилактики и безнадзорности, осуществлявших контроль за данной семьей. В настоящий момент уголовное дело по факту халатности против кого-либо не возбуждено.
Вернуться назад