Глава ДНР Александр Захарченко: власть должна показать зубы
Фото: © Украина.ру
Минский процесс может стать бракоразводным, ДНР способна прокормить всю Донецкую область, а в союзниках у Донбасса – друзья-сепаратисты со звезды Сириус. Об этом и многом другом рассказал изданию Ukraina.ru лидер Донецкой Народной Республики.
- Верховная Рада приняла в первом чтении закон о реинтеграции Донбасса, в котором утверждается, что он оккупирован Россией. То есть, о Минских соглашениях можно забыть?
— Я так не считаю. Украина продолжает нарушать Минские договоренности, но единственная площадка, где с ней можно разговаривать — это Минск. И надеемся, она никуда не денется и не поменяется. Условия для изменения конфигурации взаимоотношений еще не созданы. Активных боевых действий нет, как нет и серьезных реальных нарушений.
- А по сути? При каких условиях может все-таки состояться реинтеграция ДНР и ЛНР в состав Украины?
— Если вы считаете, что Донбасс просто должен войти в состав Украины, я к этому крайне негативно отношусь. Я вообще предпосылок даже не вижу, только конечно, если убить миллиона полтора населения, которое категорически против.
Каждый из нас трактует Минские договоренности абсолютно по-разному, вот в чем причина неудачи. Мы в Донецке понимаем это так, что должно произойти изменение формата власти на Украине, при котором мы сможем действительно влиять на какие-то процессы в стране.
Изменение формата власти может произойти политическим путем, дипломатическим, военным. Либо мы обеспечиваем переход к нашей независимости — обсуждаем границы, взаимоотношения с будущим соседом, и это тоже может происходить в Минске.
- Словом, надолго все это. Встает вопрос, способна ли Донецкая республика к самостоятельному существованию? Я об экономике.
— Я не буду говорить, что у нас все хорошо и куча побед, каждая победа выгрызается, это очень большой и тяжелый труд, но они у нас есть. За полтора года мы восемь предприятий запустили. Мы возвращаем те вещи, которые были утрачены и три года, и двадцать лет назад. Допустим, Харцызский канатный завод «Силур» вновь начал делать проволоку, которую прекратил производить еще в девяностые. С чем это связано? С тем, что эта проволока нужна республике. Только что запустили Юзовский металлургический завод, недавно начали крупноузловую сборку автобусов, дальше будем замещать. Причем, каждое предприятие, начав работу, требует открытия дополнительных предприятий. Допустим, чтобы работал ЮМЗ, надо построить предприятие, которое делает графитовые стержни. То есть, это новое производство, которого раньше не было, а для того чтобы нормально работало, мы его будем сами делать, а не покупать в Китае.
- А как справляетесь с санкциями, международными запретами?
— Если сильно хочется, то можно. Мы работаем и с европейскими партнерами, покупаем и продаем. Немного более сложные пути, и дороже иногда обходится, но бизнес всегда находит возможности. Мы — непризнанное государство, в блокаде сидим, так что санкции — не самое страшное. Мы не имеем доступа к международным банковским системам, но на самом деле мы и не хотим туда влезать.
Реалии таковы — экономика развивается, прирост валового продукта сильный, запускаются предприятия. Мы за восемь месяцев открыли больше лав, чем за двадцать лет. И это при том, что у нас 80 процентов шахт разрушенных стоит, что мы потеряли большую часть территорий. Но мы добываем столько, сколько необходимо для генерации электроэнергии, и на этом куске территории мы сделали все возможное. Коррупцию не изъяли до конца, но она стала в разы меньше, чем была.
По сельскому хозяйству у нас уже второй год держится рекордный урожай. И самое интересное, что мы имеем треть Донецкой области, но можем обеспечивать всю область. И если раньше добывалось 22-24 центнера с гектара, то у нас уже в первый год было где-то тридцать с лишним. Начинаем открывать новые направления в сельском хозяйстве — это касается и садоводства, овощеводства, и тепличный проект запущен. Это новые рынки сбыта и совершенно новые отрасли. Следующее — это логистика, хранение, переработка продукции.
- А вот когда, говоря языком бизнеса, экономика ДНР выйдет на операционную самоокупаемость? Есть ли шансы?
— Шанс есть, и есть возможность, но есть и война. Я вам скажу, что мы планируем это сделать в 2018 году, но вот завтра у нас начнется контрнаступление, или еще какие-то вещи, или что-то сюда прилетит, разрушит станцию какую-нибудь, и нас отбросит на год, на полтора. Потеря любого километра отбрасывает нас назад.
- Как можно оценить все виды помощи, которая оказывается из России?
— Она бесценна, оценке она не подлежит.
- Хороший ответ. Но, тем не менее, вы считаете, что в 2018 году расходы республики сойдутся с доходами?
— Мы планируем. Человек предполагает, бог располагает. Но ситуация может измениться в любой момент, поэтому давайте не загадывать, я суеверный человек.
- А допускаете ли вы, что когда-нибудь Россия официально признает ДНР?
— Эти вопросы не мне надо задавать. Я чистой белой завистью завидую Крыму. Нам, к сожалению, не удалось это сделать изначально. А теперь надо жить, работать, потихоньку, не спеша. Год за годом, своим ходом.
- Между тем Украина наращивает и агрессивную риторику, и военные приготовления. За спиной у них Америка, Запад…
— У них нет времени, у нас оно есть.
- А почему вы считаете, что у них нет времени?
— Даже бывший президент Украины Леонид Кучма говорит сейчас, что если бы не деньги МВФ, не деньги США, экономики в стране бы уже не было. Ее на самом деле уже нет, этой экономики. То, что сейчас в Украине — это остатки, осколки от бывшего наследия СССР, и какое-то жалкое подобие Украины, которая была до 2014 года.
- Но в военном отношении она скорее всего будет наращивать силы, да и западники с оружием помогут.
— Вы, к сожалению, не попали на учения, которые мы сейчас проводим на полигоне. Там тренируются две бригады, у нас всякие моделируются ситуации, которые необходимы — с форсированием больших водных преград, с контрнаступлением, с обороной, переходящей в наступление. Для понимания, вот я там сегодня проезжал — там 1200 единиц боевой техники, это больше семи тысяч человек. Таких учений в Украине не было лет десять.
- Кстати. Я общался с вашими военными, командирами. Они очень недовольны, что им начальство не разрешает отвечать на огонь, и вообще сдерживает их инициативу.
— Если мы говорим о тех, кто сидит сейчас в окопах, то их мнение очень понятно. Это боевой дух. Это желание разорвать врага за погибших родственников, взорванные дома, соседей, детей. Вернуть родную землю. Они готовы и умереть за это. И я такой же, как они, и тоже кипит кровь, и я до сих пор хожу на передовую, и до сих пор стараюсь, когда мне сильно плохо, все-таки поучаствовать в боевых действиях.
Но это говорит не офицер, а боец. А если ты работаешь главой государства, командующим, то должен думать о цене вопроса, о том, что придется смотреть в глаза матерям погибших. Взятие каждого населенного пункта — это сотни, а иногда и тысячи жертв.
- А есть варианты, при которых можно победить без больших потерь?
— Вариантов на самом деле теоретически много. Может быть, поймет Трамп, что Украина совсем убыточный и бестолковый проект, и перестанет давать им деньги, и тогда они сами побегут. То, что там идет борьба за власть — это понятно. То, что там борьба за власть может закончиться новым Майданом или переворотом, это тоже понятно. Знаете, это как на рыбалке — сидишь и ждешь.
Там собраны такие силы, абсолютно разновекторные, все смотрят в противоположные стороны. Хотя вроде они управляются из одного Госдепа, но они все разные. Аваков и Порошенко, Саакашвили и Порошенко, Порошенко и Яценюк. Но против последнего будет Саакашвили, или наоборот, Тимошенко и все остальные против, или наоборот, все за нее, а против какой-нибудь Коломойский.
- Вы видите разницу в отношении к Донбассу и к России у перечисленных вами персонажей?
— Они нас все ненавидят.
- Ну вот, в том-то и дело, что если у них кто-то кого-то сожрет, политика будет та же.
— Ну да, не зря я вам пример приводил — мы же на рыбалке. И вот когда начинает клевать — надо подсекать, и тут либо поймаешь золотую рыбку, либо она сорвется. Но это же надо опять удочку закинуть, вот этот шанс нельзя упустить, даже если она первый раз сорвалась. А дальше открываются уже совсем другие варианты.
- Тогда такой, почти философский вопрос. Почему Донецкая республика называется народной? Просто для красоты? Или в этом есть какой-то смысл? Вот писатель Эдуард Лимонов — я с ним подробно на эту тему говорил — считает, что речь здесь идет о некоем социалистическом левом эксперименте, отрицании всевластия капитала?
— Слишком заумно. Тут надо смотреть вглубь веков, наверное. Это не сегодняшнего момента вопрос. Почему не восстала Одесса, где сожгли заживо в Доме профсоюзов десятки мирных граждан? Почему не мобилизовался Харьков? Там же выступления были сотен тысяч людей, которые выходили на улицы. Но они же не поднялись, никто не взялся за оружие.
Вы просто не понимаете одну вещь. Наша земля когда-то называлась Диким полем. Это казачьи земли, казачий дух. Обратите внимание, что и шахтеры люди специфические. Это свой круг, это решение всех вопросов совместно. И вот, само понятие «народная республика» — это уклад жизни, к которому мы привыкли. Да, он трансформирован. Изменились и условия жизни, и отношения, и общество само другое, но то, что отложилось — это никуда не делось, это как было, так и есть, и память на генетическом уровне — вот это называется «народная».
- Понятно, речь идет о коллективном сознании. А в Харькове этого маловато оказалось. Тоже традиция?
— Там не было вольницы той. А вот Одесса меня очень удивила. Там ведь была вольница, правда специфическая, с уклоном в контрабанду. Похоже, они просто поняли, что с этой властью нужно договариваться — кто сильнее, тот и прав. А в Харькове ее просто как таковой не было. Не было там того духа, который есть тут. Вот почему это произошло. Скажем прямо — никто же не верил, что именно Донбасс поднимется. Все думали, что поднимется Днепр, Запорожье, может, частично Киев, Одесса точно, а Харьков — сто процентов. Вот и регионалы думали, что именно Харьков их главный оплот. Но ошиблись. И сейчас я не вижу предпосылок, чтобы они поднялись.
- Есть еще одна тема, которую вы не можете не замечать — это отношение к вам — к Донбассу и к вам лично со стороны московских политиков и СМИ. На мой взгляд, там преобладает негатив.
— Есть разное. Как вы думаете, сколько у московских чиновников домиков в Баден-Бадене? И вот зачем им такой сумасшедший Захарченко или Плотницкий, по вине которых они не могут посещать эти свои домики в Баден-Бадене? А сколько детей чиновников Российской Федерации учится за границей? Вот вы сами себе на этот вопрос если ответите, то поймете, почему такой негатив, я даже скажу и больше — может быть и прямая ненависть. Но у нас же народная республика. И наши главные союзники — российский президент и российский народ.
- А как вы общаетесь с Луганском? Похоже, каждая из республик — сама по себе?
— Ну мы действительно разные. Разная промышленность, разная территория, все разное. Но есть масса примеров сотрудничества — и железные дороги, и угольная отрасль, и, конечно, военное взаимодействие. У нас общие военные и полицейские мероприятия, прокуратуры совместно работают. Наши уезжают туда, они сюда приезжают. Они поймали украинского диверсанта, который пробрался с нашей территории. Мы поймали диверсантов, которые с ЛНР пришли. Скорее всего, эти диверсанты у нас будут расстреляны. Власть должна показать зубы, а то у нас потом начнутся безбоязненные предательства.
- Сейчас много разговора о введении сюда миротворцев…
— Давайте сразу определим название — речь идет об охранной миссии ООН.
- Да, охранная миссия ООН. И кого они будут охранять — работников мониторинговой миссии ОБСЕ? Линию соприкосновения? Всю территорию Донбасса, включая границу с Россией?
— Нас они охранять точно не будут. Что касается миссии ОБСЕ, то ей ничто не угрожает — разве что мины или шальные снаряды с украинской стороны. Они работают уже четвертый год здесь, ну и работают, никто их не убивает.
- А польза от них есть?
— От ОБСЕшников? Ну вот сейчас они в целом объективно оценивают ситуацию, фиксируют нарушения и открыто обвиняют либо нас, либо ту сторону. И сейчас миссия действительно отмечает, что в девяноста процентов случаев не мы начинаем обстрелы.
- Но складывается впечатление, что теперь акценты смещаются в сторону диверсионной террористической деятельности. Вот недавно было совершено покушение на Александра Тимофеева — министра доходов и сборов и боевого командира, позывной Ташкент. К счастью, он остался жив и здоров. А ранее были убийства Моторолы, Гиви. На той стороне при подобных обстоятельствах тоже гибнут офицеры.
— Дело в том, что я со многим арестованными по этим покушениям общался лично, и для меня очень важно было понять, почему они это сделали. Да потому что идет гражданская война, тут все по живому разрезано. Есть родственники там, есть родственники тут. Нам сообщают про движение украинских подразделений. Я думаю, и им сообщают. Вспомните гражданскую войну в России: брат на брата, отец на сына, кум на кума, и все происходило еще с большей жестокостью, чем по отношению к противнику. Можно было простить врага, но нельзя было простить кума.
Я думаю, что ситуация будет держаться на прежнем уровне. Или снижаться. Активных и буйных мы потихоньку вычисляем, арестовываем, наказываем. Но, конечно, такая деятельность может перейти на другой качественный уровень — то есть, их может будет в десятки раз меньше, этих групп, но это будут хорошо обученные специалисты.
Но я скажу, чтобы понимали — я, Ташкент, Дикий, десятки моих соратников, все остальные командиры бригад и батальонов, мы с таким же успехом можем умереть на фронте. Все мы находились на волосок от смерти уже неоднократно. Если они думают, что нас испугает покушение, то глубоко ошибаются. Здесь это вызывает не испуг, а ярость и желание отомстить. Например, попросить наших друзей-сепаратистов со звезды Сириус взорвать склады под Винницей.
- Это вы про космические фантазии украинского генерала Муженко?
— Да.
- И последнее. Помнится, вы проводили интернет-конференции с жителями Украины. Что бы вы им сейчас сказали?
— Я бы спросил: «Что же вы, товарищи украинцы, позволяете с собой вытворять?»
Искандер Хисамов
Вернуться назад