То, что Евросоюз в его нынешнем виде устарел, из механизма решения проблем сам стал большой проблемой, что его нужно менять по форме и по сути, что он уже не соответствует реалиям внешнего мира и внутреннего состояния европейских государств и обществ — все это было ясно давно. Переломный момент наступил после вступления в ЕС восьми государств бывшего Восточного блока в 2004 году. Именно четвертая волна расширения привела в ряды союза членов, принципиально не отвечавших требованиям участия в этом интеграционном проекте.

До этого ЕС объединил в своих рядах общества, имеющие схожую историю, ментальность, исторический опыт, экономический уклад, словом, тех, у кого общих черт больше, чем различий. Этот процесс объединения "равных" завершился в 1992 году, когда был подписан Маастрихтский договор о создании Евросоюза. Этот документ фиксировал достигнутое состояние и открывал путь к дальнейшему развитию в рамках четко определенных правил, приемлемых для всех участников.

Присоединение восточноевропейцев к этому изначально западноевропейскому проекту создало иное качество, заставило идти на компромиссы в основополагающих вопросах. Уже в 2007 году базовый договор был изменен. В этом году к ЕС присоединились еще и Румыния с Болгарией, что довело количество стран-членов до 27. Критерии Маастрихтского договора уже не вмещали всего разнообразия, и его условия были изменены Лиссабонским договором. Этот новый документ стал заменой конституции ЕС, которую в новом составе принять не смогли.

Уже тогда для многих было очевидно, что непомерное расширение ведет ЕС к краху. Оно коренным образом изменило изначальные цели и установки интеграционного проекта. Вместо поступательного развития за счет сведения воедино усилий и потенциалов сильнейших и наиболее развитых государств континента союзу пришлось привлекать огромные ресурсы на попытки хоть немного поднять уровень социального, экономического, административного развития своих новых восточноевропейских членов. Пришлось также интегрировать их бюрократию в союзные структуры, втягиваться в решение чуждых западной Европе, но насущных для Европы восточной исторических проблем, взаимных территориальных претензий, нерешенных вопросов межнациональных отношений, брать на себя заботы по выстраиванию нового качества связей с Россией.

Не ради этого задумывался проект "Единой Европы" послевоенной элитой Старого Света.

К чему привели процессы, запущенные в начале XXI века, стало ясно в момент, когда Британия приняла решение покинуть ЕС. При этом, как все мы помним, Лондон долгое время вел речь о необходимости коренной реформы союза, уменьшения роли брюссельской бюрократии за счет роста влияния национальных парламентов. А главное — британцы требовали остановить поток новых граждан ЕС из восточной Европы. Но услышаны они не были. Поэтому и предпочли развод.

Как и следовало ожидать, с уходом Британии проблемы остались. ЕС по-прежнему разрывается между изначальной целью — повышением эффективности интеграции и достижение высоких темпов роста — и вынужденной задачей работать в качестве детского сада для более слабых и менее развитых, но очень крикливых и требовательных партнеров типа Польши, которую за плохое поведение регулярно "ставят в угол", или Болгарии и Румынии, уровень коррупции в которых не укладывается в головах у добропорядочных европейцев, или Греции, которая бунтует, не желая платить по долгам.

Поэтому неудивительно, что сразу после решения о Брекзите на одном из малых саммитов был взят курс на создание "Европы двух скоростей". Более быстро будут идти вперед сильнейшие (западная часть континента), медленнее — слабейшие (восточная часть).

Эта идея, не в первый раз взятая на вооружение, стала отражением фактического раскола в рядах союза, который, однако, никто признавать не желал и не желает. Но тем не менее слово было сказано: вместо "единой Европы" — "Европа двух скоростей".

Но все-таки это не было лозунгом или программой, а оставалось лишь идеей.

И только сегодня, после "успешных" для ЕС выборов во Франции, идея обрела более конкретное содержание: реформы, причем реформы базового договора, о необходимости которых согласились лидеры наций-основательниц ЕС — Германии и Франции.

Представляя публике этот новый тезис, Макрон и Меркель никак не детализировали свою мысль. Было только сказано что-то про кратко- и среднесрочную перспективу. Но и без деталей можно догадаться о многом.

Например, о том, что реформа базового договора чревата множеством разногласий и конфликтов. Что в этих условиях единство даже сильнейших западноевропейских государств будет неочевидным. Что кандидаты на вторую скорость будут всеми силами, правдами и неправдами сопротивляться и стараться получить местечко в высшей лиге. Что не обойдется без интриг Лондона, который будет одновременно торговаться с еэсовской бюрократией о цене "выходного билета" и не преминет воспользоваться возможностями нагнуть собеседников.

Одним словом, с началом периода базовых реформ ЕС вступает в зону рисков и неопределенностей, когда конечные цели, методы их достижения и сроки неясны. Есть только мечта: пусть будет так же хорошо, как задумывалось вначале, но только еще лучше, без бюрократии, без назойливого регламентирования, без диктата "политбюро" и "госплана". Мы в России должны помнить подобное по советской перестройке, задумывавшейся как ускорение и социализм с человеческим лицом. Чем все закончилось — общеизвестно.

Есть ли основание надеяться, что у европейцев получится умнее?