Спутниковая группировка России, на две трети состоящая из военных аппаратов, занимает по своему размеру третье место в мире. Параллельно Москва создает новую систему противоракетной обороны, и эксперты уже заподозрили в ней противоспутниковое назначение. Также Россия научилась подавлять и искажать сигнал американской системы спутниковой навигации GPS. Какова же военная стратегия России в космической сфере?
Особенности и слабости российской орбитальной группировки
На сегодняшний день среди всех стран мира Россия обладает третьей по численности группировкой спутников — 134 единицы. Для сравнения, США имеют 579 спутников, Китай — 192. При этом если считать вместе спутники ЕС (218 единиц), то Россия окажется на четвертом месте. Однако если обратиться непосредственно к военным спутникам, то ситуация будет выглядеть интереснее: у Соединенных Штатов 151 военный спутник, у России – 81, а у Китая – 58.
Суммарно у стран ЕС на орбите 35 спутников военного назначения и 18 аппаратов навигационной системы Galileo. Правда, Galileo имеет преимущественно гражданское назначение, в отличие от американской GPS (31 спутник), российской ГЛОНАСС (25) и китайской Beidou (22). Дело в том, что европейские военные всецело полагаются на GPS, а Galileo рассматривается ими только в качестве запасной навигационной спутниковой системы.
Понятно, что большинство коммерческих спутников связи и дистанционного зондирования Земли в случае необходимости могут быть использованы военными. В этой связи превосходство американцев и европейцев бесспорно. Однако именно формальный размер военной спутниковой группировки имеет для России значение — она вторая после США. Поэтому Москва активно продвигает на международной арене повестку военного использования космоса. Вкупе с повестками нераспространения оружия массового уничтожения и сокращения ядерных арсеналов, это является для нее инструментом поддержания статуса великой державы в рамках ООН.
Интересен состав российской группировки военных спутников. Самая большая доля приходится на спутники связи — 42 аппарата. Из них только 6 находятся на геосинхронных орбитах (ГСО, высота примерно 36000 км), а еще 5 — на высоких эллиптических орбитах (примерно 40000 км в высшей точке и 1000 км в низшей). Для сравнения, из американских 43 военных спутников связи на ГСО находятся 39, на высоких эллиптически орбитах – 3. Все 3 китайских военных спутника связи находятся на ГСО.
Спутник на ГСО движется со скоростью вращения Земли, и потому всегда расположен над заданным регионом покрытия площадью в десятки миллионов квадратных километров. Такой спутник имеет стабильную связь с наземными станциями и конечными потребителями. В силу большой высоты для удержания спутника на ГСО требуется меньше топлива, а для полного покрытия Земли (кроме полярных регионов) достаточно нескольких аппаратов. Поэтому на ГСО размещаются тяжелые спутники, которые имеют большую пропускную способность каналов связи и плановый срок эксплуатации в 15–20 лет. Для связи на полярных широтах используются спутники на высоких эллиптических орбитах. Правда, особенности орбиты не позволяют размещать на них тяжелые аппараты с долгим сроком службы.
Также не будем забывать, что американские и китайские военные могут рассчитывать еще и на десятки коммерческих спутников связи, принадлежащих национальным компаниям. В собственности российских компаний (принадлежащих, к слову, государству) находится лишь 17 тяжелых коммуникационных аппаратов, созданных в основном на основе европейских и американских комплектующих. При этом США и Китай основную ставку делают на спутники дистанционного зондирования Земли (45 и 30 аппаратов соответственно). У России таких спутников только 8. Получается, что основная масса российской орбитальной военной группировки (31 аппарат) приходится на низкоорбитальные коммуникационные спутники с коротким сроком службы (3–5 лет) и низкой пропускной способностью каналов связи.
Так, например, в 2014 году у России в космосе тоже находился 81 спутник, но тогда их состав был несколько другим. Наряду с 42 спутниками связи, группировка которых к 2017 году обновилась на четверть, на орбите находились 4 спутника системы предупреждения о ракетном нападении, 4 спутника дистанционного зондирования Земли (разведка) и 31 спутник ГЛОНАСС.
Все это означает, что космические связь и разведка спустя почти четыре года конфронтации России с Западом продолжают оставаться ахиллесовой пятой российской армии. И это несмотря на амбиции России быть второй после США не только по количеству военных спутников, но и по способности использовать обычные вооруженные силы за пределами своей территории. Эффективно управлять несколькими десятками тысяч войск и обеспечивать их информацией вдали от своих границ Россия сегодня просто не может.
Более того, оказывают свое влияние и западные санкции. Москве запрещено покупать космическую электронику у европейских производителей, и теперь она испытывает трудности с производством нового поколения военных спутников связи. И все эти особенности и слабости российских военных космических систем определяют подход России к дальнейшему развитию военно-космической программы и к внешней политике на этом направлении.
Игры в (де)милитаризацию?
Москве, чтобы компенсировать нынешние проблемы, необходимо повысить срок службы своих военных спутников. Поскольку даже при нынешнем (судя по всему предельно возможном) уровне военных расходов количественное поддержание орбитальной группировки дается ей с трудом. Проблема в том, что модернизацию можно провести только за счет инвестиций, человеческого капитала и технологий, а к ним у России доступа в обозримой перспективе не будет.
Правда, в Кремле есть некоторая надежда на сотрудничество с Китаем. Однако невозможно представить такую степень доверия между двумя странами, которая бы позволила им сотрудничать в области военного космоса. Даже между США и их союзниками по НАТО сотрудничество в сфере разработки и производства военных спутников крайне ограничено. На этом фоне ситуация с утечкой человеческого капитала выглядит чуть проще — Кремль может попробовать ее остановить новыми ограничительными мерами против российских граждан.
Россия прибегает к привычному для себя методу: «ассиметричного ответа» с целью нивелировать техническое превосходство США и принудить их к торгу. Этот метод реализуется по нескольким направлениям. Во-первых, это строительство по периметру России дальних радаров для системы предупреждения о ракетном нападении, а также развитие наземных комплексов контроля космического пространства. Во-вторых, это наземные средства подавления спутниковых сигналов для снижения эффективности космической навигации и связи. В-третьих, это испытания спутников, способных маневрировать на околоземной орбите. Такие испытания увеличивают неопределенность относительно намерений России, а значит, по мысли Кремля, как раз и являются лучшим способом набить себе цену. Эту же цель преследуют и подогреваемые самой Москвой спекуляции о том, что после проводимой сейчас модернизации система противоракетной обороны вокруг российской столицы (замена комплексов А-135 на А-235) будет способна уничтожать спутники.
И на этом фоне Россия систематически поднимает на международной арене проблему милитаризации космоса. Так, с 2008 года существует российско-китайский проект международного договора о предотвращении размещения оружия в космосе. Вдобавок Кремль тесно увязывает вопросы военного использования космоса с развитием Соединенными Штатами своей противоракетной обороны, а также с попытками американцев создать систему глобального неядерного удара (global prompt strike). То есть он вновь пытается соединить повестку космоса с повесткой ракетных и ядерных вооружений, как это было в 1960–1980-е гг. В то же время российская власть не может не понимать, что шансы даже на начало хоть какого-то диалога в таком ключе стремятся к нулю. Это значит, что Москва и не ставит себе целью начало каких-либо переговоров.
Получается, что такое дипломатическое давление Москвы на США, кроме набивания цены на будущее, призвано замаскировать плачевное положение дел в гражданской и коммерческой космической деятельности России. Дело в том, что проблемы на этих направлениях уже в обозримой перспективе грозят отодвинуть Россию на обочину освоения космоса. В свою очередь приоритет именно военной повестки (пусть и искусственно раздутой) позволит этого избежать.
Вместе с тем должно быть понятно, что никакие специальные средства уничтожения спутников Россия не создает. Это просто не имеет никакого практического смысла. Все наиболее важные для мира спутники связи и навигации находятся в десятках тысячах километров над Землей. Для их гипотетического уничтожения нужны как минимум межконтинентальные баллистические ракеты. Однако для повышения ставок Москва все же может демонстративно уничтожить какой-то свой аппарат на низкой околоземной орбите. Сбили же в 2007 году китайцы свой старый спутник ракетой средней дальности на высоте 800 км. А в 2008 году с помощью системы ПРО Aegis американцы уничтожили свой сходивший с орбиты аппарат. Все это российская власть хорошо помнит и может использовать как прецедент.
Для компенсации ахиллесовой пяты своей военной орбитальной группы и слабости космической программы Россия поступает интересным образом. Под разговоры о демилитаризации космоса она тратит ресурсы на создание наземных средств контроля орбиты и радиоэлектронной борьбы против космических систем связи и навигации. Не имея возможностей для развития страны, Кремль экстраполирует логику крепости на космическое пространство.
